Я пришёл
Шрифт:
А, ну да. Джирайя дарит всем вторую молодость. Это по нему видно. Сейчас едва на двадцать выглядит. Судя потому как бегает, внутри ему восемнадцать.
А я? Или Джирайя изменил меня и молчит, или его слова действуют похлеще всяких техник. Как мне выяснить, сделал он со мной что-то или нет? Похоже что да. На кладбище не хожу, о прошлом не вспоминаю, все мысли вокруг Анко и детей. Не с проста. Или… Я ничего не понимаю. Вообще ничего. И… И наверное не хочу. Пойду лучше билеты куплю. И данго, Анко это любит и есть может в
Встаю, убираю книгу, сунув руки в карманы иду по улице. Без маски легко дышится, прохожие при виде меня улыбаются. И это… Странное чувство. За мной наблюдают? Да. Смотрят, пристально, оценивающе…
Не подавая вида шагаю к кинотеатру. Прислушиваюсь, присматриваюсь, даже принюхиваюсь. Весь опыт буквально кричит о том что враг рядом. Но где именно непонятно. Взгляд как будто перемещается. То на крыше, то из подворотни. Из окна здания и тут же из другого.
Я не параноик, психическое состояние в норме. Здесь кто-то есть. Кто-то прячется среди прохожих, в домах, в каждой тени. Опасно… Тот кто так ловко перемещается, не может, а именно представляет опасность.
Проходя мимо подворотни, ощущаю взгляд, метаю в тень кунай… Слышу как оружие вонзается в стену. На секунду замечаю там едва различимый силуэт.
— Аха-ха-ха, Какаши, — доносится из тени. — Давно не виделись.
— Кто ты такой? Покажись.
— А ты неплохо устроился. Девушку себе завёл, симпатичную. Позволь узнать, а как же Рин? Неужели ты предал её?
— Рин давно погибла.
— Конечно, Какаши, погибла. Когда ты пронзил её грудь своим Чидори. Или это было Райкири? Не суть. Ну как, совесть не мучает? Спокойно спишь? Ничего за собой не чувствуешь?
— Кроме поддержки моей семьи — ничего.
— Дурак. Ты думаешь ты им нужен? Думаешь что важен для них?
Бред. Не правда. Мной пытаются манипулировать. Нет…
— В кого ты превратился, Какаши. Жалкое ничтожество, марионетка.
— А ты? Кто ты?
Гендзюцу. Не знаю как, но пока выходит сопротивляться. Не полностью. Тело уже не слушается, но каким-то чудом ясность ума сохраняю. Сколько смогу так, увы непонятно. Но… Не смотреть туда. Не смотреть в тень. Там опасность. Надо сбросить эту дрянь и бежать. Силы не равны. Ещё немного и сдамся.
— Кай!
— Ай-яй-яй. Ты сопротивляешься? — удивляется неизвестный. — Не надо. Бесполезно. Ты думаешь что нашёл семью, что у тебя есть девушка. Но на самом деле…
— На мне это не сработает, кретин! Если думаешь что я поведусь на россказни хрен знает кого, то глубоко ошибаешься.
— Жаль, Какаши. Я думал мы сможем поговорить. Подольше…
Грудь пронзает болью. Опустив голову вижу торчащий из подреберья кунай. В ушах начинает свистеть, сознание меркнет. Каждый удар сердца отзывается болью. Передо мной появляется человек в чёрном плаще и спиральной маске. Пожимает плечами, вытаскивает из меня кунай и наблюдая
— Это принадлежит мне, — подняв мою повязку кивает неизвестный. — Это мой глаз. Ты поносил мой подарок, пришло время вернуть его.
— Обито…
— Да, Какаши. Ты думал я погиб, а я не погиб. Меня спасли. Какая ирония, сокомандники бросили меня, а кое-кто нашёл и спас. Но тебе всё равно. Твоё сердце повреждено, жить тебе осталось несколько секунд. Зря ты не поддался. Очень зря. Мы могли вернуть всё.
Тело становится ватным, мутнеющим зрением вижу как Обито приближает кунай к моему глазу, боль…
Удар и Обито кувыркаясь улетает. Фыркает, перехватывает оружие… В поле зрения попадает злая Анко. Не раздумывая метает в Обито кунаи, которые проходят сквозь него. Он наступает… Анко… Огонь, крик, темнота…
Это же время. Берег реки. Джирайя.
— Знаешь, ученик, спасибо тебе. Я думал ты врёшь, думал хочешь проверить меня, а ты. Рука у тебя тяжёлая, да и вообще жестокий ты. Взял, наставнику, можно сказать отцу, глаз подбил. Нельзя же так.
— А бегать в одних трусах по деревне и доводить до истерики женщин по твоему можно?
— Джирайя, — подсаживается ближе Хирузен. — Ты знаешь что такое старость? Только не заводи своё вот это. Я старый больной человек. Тьфу… Противно. Так вот о чём я. Старость. Это боль, немощность, безнадёга, невыносимо тяжкий груз прошлого. Всё это давит на тебя, каждую секунду, даже во сне. И тут раз и всё это исчезает. Как бы ты себя повёл?
— Напился бы. Да что угодно, но бегать в трусах по деревне.
— Злой ты, Джирайя, — поглаживая тёмно-лиловый синяк под глазом качает головой Хирузен. — Ведёшь себя как хрен пойми кто. Бедные девушки, им тебя терпеть приходится. Нудишь всё время…
— Учитель! Второй глаз подбить? Так я могу.
— Но-но, без рук. Я между прочим Третий Хокаге. Был. Теперь я…
— Ёбнутый дед извращенец.
— Ну, это у тебя пока три жены. Так что кто из нас извращенец, большой такой вопрос.
— Что значит пока? Хирузен!
— Ну вот, ты опять. Я бы на твоём месте, женился столько раз, сколько возможно. Собрал бы вокруг себя кланы, держал бы их в ежовых рукавицах. Был бы окружён заботой, вниманием и красотой.
— Ну так и женись.
— Ну вот и женюсь.
— И женись.
— И женюсь. Как только помолодею, так сразу и начну. У меня и Учиха будет, и Нара, и даже пара пышечек Акимичи. И твою Цуме я у тебя уведу.
— Да сколько влезет.
— Джирайя, — мнётся Хирузен. — Не могу уже. Жрать хочется, сил нет. Пойдём в твой ресторан, бургер хочу. Самый большой и соуса побольше.
— Сначала ты оденешься…
— Хенге! — прыжком встав на ноги кричит Хирузен. — Готово. Пошли.
— Пошли…
— Я про Цуме… Я не сильно тебя зацепил?