Я признала хаос
Шрифт:
– Твою ж… - Выпрямляюсь и, сердито дыша, потираю кулаком левый глаз.
– И где только откопали такую дурацкую фотку?
– Это фото принадлежит Эли. – Быстрота реакции Лириса отражается в надрывности его интонаций. По-боевому нахмуренные светлые брови мальчишки и дикий блеск в глазах создают крайне неверное впечатление обо мне самой. Можно подумать, что я уже рву проклятущую фотографию на сотню клочков, а рамку растаптываю пяткой.
– Вообще-то там присутствует моя физиономия, - парирую я, вновь с неудовольствием рассматривая запечатленные образы далекого детства.
– Изображение твое, - медленно проговаривает Лирис, хищнически клонясь вперед. – Но как материальный объект фото принадлежит Эли.
С вялой угрюмостью вступаю в сражение под названием «кто кого переглядит». Хоть в суд не тащи беспардонных шкодников. И в силу мерзкого характера я бы, думаю, пободалась с малявками чисто из спортивного интереса.
Хмурюсь, ясно осознавая, что напрягшийся всем существом старший братец отчего-то готов на полном серьезе вступить в бой за тупую фотку.
– Это мое фото! – внезапно очухивается младшенький.
Всего секунду назад Эли, разомлев от долгого наблюдения за мной, лежал неподвижным калачиком под одеялом, и вот он, подскочив и хватанув рамку со злополучной фотографией, уже прижимает трофей к груди и, опасливо поджимая губы, отодвигается от края кровати – и, соответственно, от меня. Правда, не слишком далеко.
Да уж, пацанята явно не из тех, кто умеет сдаваться. Будут держаться до последнего.
– Уговорили, - миролюбиво скалюсь и поднимаю над головой руки. – Ничего крушить здесь не буду, обещаю. Отнимать сокровенное тоже. Давай сюда.
Фото немедленно перекочевывает ко мне. Слегка обалдеваю от такого доверия, а помрачневшая рожица Лириса добавляет перчика в десерт моего настроения. Кажется, старший не готов доверять мне столь же открыто, как делает это паразитенок.
И теперь фотку можно с легкость уничтожить…
Но вместо этого я закатываю глаза и водружаю рамку на прежнее место. В отместку за мою заоблачную лояльность нужно отколошматить Виви. Кто, если не он, вручил малышне наше общее изображение?
– Так, бандитская группировка. – Елозя бедрами, чтобы получше устроиться в прижатой к моему боку слоистой горке из одеяла, подцепляю ногой корзинку за ручку и хватаю первую попавшуюся пиалу. – План прежний: кушаем пудинг и на бочок. Как вам?
Отрицательного ответа не приемлю. Мне срочно нужно покинуть комнату. И хотя вся эта заячья нора, несмотря на особенности ее обитателей, никак не давит на меня, желание сбежать все равно лишь нарастает.
– Передашь хвостику?.. То есть брату? – Сую пиалу с пудингом Эли в руки, и тот с готовностью выполняет поручение.
А я вдруг мучительно задумываюсь, называла ли я когда-нибудь их по именам? Или только по прозвищам? При этом оба носят мои самые любимые имена… А скопированная с меня глазастость, - хочешь-не хочешь - а заставляет помнить, кто передо мной.
Надо ли добавить больше вежливости нашим отношениям? Или это слишком опасно? Ведь стоило Сэмюэлю подарить мне имя, и я мгновенно пала жертвой его чар. И бродила в забвении, не обращая внимания на то, что тот испытывает ко мне совершенно иные чувства. Пожалуй, моя проблема в том, что я слишком большое значение придаю привязанности.
Привязавшись к Сэмюэлю, я приняла возникшие чувства за любовь женщины к мужчине, тогда как моя благодарность и симпатия не сильно отличались от того, что я чувствовала к Четыреста пятой.
Мне нельзя привязываться к кому-либо. Это ослабляет и душит.
Не умею я… Показывать особые чувства. Никто меня не учил. Только, может быть, Четыреста пятая. Просто так, бескорыстно, своей заботой и беспокойством.
Мучаю ткань пижамных брюк на бедре, сжимая и оттягивая ее. И разок случайно ущипнув саму себя, чертыхаюсь и немного грубовато впечатываю вторую пиалу в ладошку протянутой руки Эли.
– Эй!
– Лирис роняет собственный пудинг, в мгновение ока преодолевает разделяющее нас расстояние по одеялу, перегибается через брата и, схватив за воротник, тянет меня к себе.
– Полегче с ним. Будь мягче, а иначе ничего хорошего Лиллоу о тебе не услышит.
– То есть надо слушаться тебя?
– Тоже клонюсь вперед, напирая на шипящего мальчишку не меньше, чем он сам.
– Да… Делай то, что говорю.
– Лирис хмурится и явно с трудом сдерживается, чтобы не отпрянуть от меня, неожиданно оказавшейся совсем близко.
– Сначала требуешь держаться подальше, затем не ясно за что благодаришь, потом липнешь без причины, долбаешь суперсилой и под конец пытаешься повязать поводок, - выдаю я тираду и недобро ухмыляюсь.
– Что за дела, хвостик? Страдаешь от эмоционального шторма?
– Я не…
Лирис останавливается, конец фразы утопает в глухом рыке.
Сердится. И даже очень.
– Чуть на одеялко не вытек!
– Между нашими злобными физиономиями впихивается пиала. Эли в полусогнутом положении балансирует на коленях, удерживая сразу свой пудинг и спасенный брата.
– Держи! Пора кушать. И мамочка не делала мне больно.
– Никакая не ма… - Цыкаю, напоровшись на острый взгляд Лириса, которым вполне можно вспарывать животы.
– Покормишь меня?
– Эли, в отличие от братца, псевдоприказами не разбрасывается, а облачает вопрос в мягкие интонации просьбы.
– Ну, а почему бы и нет.
Ух, как же мне хочется позлить Лириса - сил нет. И я испытываю настоящее наслаждение, пока зачерпываю пудинг из возвращенной пиалы и слегка неловко, но метко запихиваю ложку за щеку Эли. Старший брат, не удосужившийся вернуться на свою половину кровати, сосредоточено наблюдает за моими движениями.
– Присоединяйся, - безмятежно предлагаю я, уже с большим усердием укладывая сласть в малюсенький рот малявки, который Эли с готовностью распахивает при приближении ложки. Проглотив угощение, младшенький каждый раз расплывается в улыбке.