Я признала хаос
Шрифт:
– Твоих. Да уж, их, по-моему, даже не особо колышет, что я - человек. Непрошибаемые детки.
– Их восприятие и отношение распространяется исключительно на тебя, Чахотка. Наши дети осторожны, недоверчивы и рассудительны.
– Твои дети.
– Приподнимаю голову и, прищурившись, наблюдаю за Виви. При этом довольно демонстративно почесываю шею.
– А вот сейчас ты практически дал описание меня. Правда, если исключить осторожность. И, пожалуй, рассудительность.
– Нашим детям ты нравишься в любой ипостаси.
– Не болтай за них. И у того, и у другого, очевидно, уже сложилось свое мнение. Да и выражать его они вполне способны.
К примеру, высказаться, от души треснув меня волшебной силищей. Это так теперь проявляется симпатия? Тогда я, наверное, не выживу, если они начнут меня обожать ни с того ни с сего.
Жутко хочется озвучить эту версию и, возможно, засунуть туда порцию издевки в адрес Виви и его мальков. Но я не уверена, что Лирису представилась возможность пообщаться с папашкой и рассказать ему о внезапно проснувшейся силе Иммора. Это не мой секрет, и без согласия Хвостика от меня Виви точно ничего не узнает.
Черт, по-моему, в последний раз я забыла внести поправки по поводу местоимения «наши» к привязке к детям. А иначе чего Виви так довольно светится?
– Можем спросить их напрямую.
– О чем?
– настораживаюсь.
– Как сильно ты им нравишься.
– Или наоборот.
– Складываю перед собой руки и с подозрением прищуриваюсь.
Где же тут подвох? Виви – мастер усыплять бдительность. И там, где с иными я настороже, с ним уязвима как никчемное хрупкое блюдце.
Он постоянно организует все так, чтобы я непроизвольно млела в его присутствии. Ложное чувство безопасности. Неправильное ощущение защищенности.
Стремясь увести разговор в другое русло, я рыскаю взглядом по обстановке и останавливаюсь на несчастной корзинке, жмущейся к моей коленке.
– Хочешь?
– Показываю ему запечатанную пиалу, благодаря которой консистенция пудинга сохранилась в прежнем виде.
– Накулинарничала яду. Как насчет травануться? Твои малявки уже налопались.
Изначально у меня не было намерения разделять часть десерта с Виви, ведь содержание обещания, данного дворецкому, не включало требование угодить и хозяину поместья. Сейчас же мной управляет ясный мотив: демонстрация вежливости тоже в какой-то мере должна усыплять бдительность хладного господина. И, возможно, он прекратит болтать о детях.
– Хочу.
– Виви вместо того, чтобы обойти кровать, внезапно залезает на нее с ногами и проворно переползает ко мне.
Одну целую бесстыдную секунду я пялюсь на его грудные мышцы, мелькающие в просвете горловины провисшей футболки, а затем с излишней тщательностью начинаю отдирать верхнюю упаковку от емкости с лакомством. И при этом безуспешно.
– Позволишь?
– Виви извлекает пиалу из плена моих скрюченных пальцев, ухитрившись их не коснуться, и легко избавляется от преграды.
И возвращает мне пудинг.
– Угостишь?
– Он выжидающе смотрит на меня. Не приближается, не наклоняется ко мне и совсем не шевелится.
Ход за мной.
– Тут… нет ложки, - уныло признаюсь я.
– Похоже на то.
Вот и отлично, вынужденная трапеза отменяется.
Однако у Виви иное мнение. Наверное, я уже способна читать язык, на котором отправляют послания во внешний мир его дикие сверкающие искры в золотых глазах. И прямо сейчас в них буйствует нетерпение. На фоне внешнего спокойствия мужчины их бесчинствующее сияние особенно заметно.
– Похоже, с угощением сегодня ты пролетаешь.
– Делаю осторожную попытку выпутаться из цепкой ловушки, в которую сама себя и загнала.
– Целость упаковки уже нарушена.
– Его рука опускается сверху на пиалу, словно вознамерившись заменить собой снятый упаковочный материал. От соприкосновения наши ладони отделяет лишь незатейливая емкость со сладостью, о приготовлении которой я уже тысячу раз пожалела.
– Хочу попробовать. Так ты угостишь?
Проклиная полутьму комнаты, внушающую мне иллюзию моей ранимости и странным образом повышающую мою чувствительность, я кидаю все силы на то, чтобы сохранить в неподвижности руку, на которой удерживается пиала. Виви не давит на нее, но я все равно ощущаю свое участие в тайном серьезном противостоянии. И выигрыш в нем мне ужасающе важен. Любой исход, при котором я беру над ним верх, знаменателен.
– Да нуль проблем!
– восклицаю я и сама дергаю рукой, чтобы скинуть с нее назойливую красивую конечность высшего.
Может, ему и удается строить великие стратегии, будучи во главе сильнейших созданий нашей реальности, но вести в нашей игре у Виви не получится.
Не заботясь о манерах, запихиваю пальцы в середину пудинга и, поморщившись от прохладной мягкости смеси, подцепляю несколько дрожащих кусочков. Не глядя, отпихиваю пиалу в сторону и вытягиваю руку в сторону Виви.
– Пробуй.
Сложно не ухмыляться. Еще труднее прекратить так откровенно торжествовать. Не считаю, что на подобный жест меня стопроцентно вынудил Виви, - я сама сделала выбор. Однако, несмотря на наглядную некрасивость моего поступка, я все же внутренне счастлива от того, насколько максимально унизительным получилось предложение.
Мои гнев и злоба никуда не делись. Мне не одержать победу над Виви напрямую, но вот в таких идиотских ситуациях я вполне способна его слегка уколоть.
Давай же, покажи, как тебе неприятно.
Насколько тебе противно.
Ты ведь унижен.
Предлагать Иммора угощение так, как делаю это я, - изощренная форма прямого оскорбления.
Твоя гордость уязвлена?
Твое самолюбие задето?
И? Оскорбишь меня в ответ?
Что ты скажешь мне?
Как ответишь?
Наше противостояние продолжается, и я могу заниматься этим хоть…
Пальцы Виви неожиданно смыкаются на моем запястье. Подтаявшие кусочки пудинга уже начинают медленно сползать по коже. Едва успеваю передвинуть коленку по одеялу, чтобы сохранить равновесие, а Виви тянет мою руку дальше к себе. До тех пор, пока моя ладонь не оказывается на уровне его лица.