Я путешествую одна
Шрифт:
– Понятия не имею, это просто интуиция. Мать Мунка и Вероника Бах в одном доме – стоит проверить.
– Мать Мунка?
– Я что, сказала это вслух?
– Черт, и что, теперь мне врать Мунку? Ему ведь не нужно знать о том, что я делаю это.
– Умный мальчик, – сказала Миа. – Мне надо бежать. Во сколько у нас сегодня бриф?
– В три.
– Отлично, до встречи.
Миа положила трубку в тот момент, когда Мунк спустился в фойе. Она собиралась подойти к нему, но остановилась, увидев, что он не один. Медсестра в такой же белой униформе, как и голубоглазая девушка, стояла рядом с ним. Красивая и худая, с длинными золотисто-рыжими
– Как все прошло? – спросила Миа, когда Мунк подошел к машине.
– Не спрашивай, – сказал он, закурив.
– Кто это такая?
– Где?
– А ты как думаешь?
Мунк сел в машину, не выпуская сигарету изо рта.
– А, она. Это Карен, вроде так ее зовут. Она ухаживает за моей матерью. Мне надо было просто…
Мунк завел машину и выехал на Хёвиквейен.
– Да? Что просто?
– У нас есть что-нибудь новое? – Мунк сменил тему.
– Сейчас идет пресс-конференция.
Мунк включил радио. Миа услышала голос Анетте. Ничего нового, мы по-прежнему ищем. Нам очень нужна ваша помощь. У них не было новостей для прессы. Но они все равно назначали пресс-конференции. Миа посмотрела на Мунка: тот сидел глубоко в своих мыслях. Она подумала, стоит ли ему рассказывать, что Вероника Бах была в одном доме с его матерью, но решила, что пока не нужно. Габриэль пока занимается этим, а Мунк выглядел так, словно его голова сейчас взорвется.
– Тебе надо пойти к психологу, – вдруг сказал Мунк, когда они выехали обратно на Драмменсвейен.
– В смысле?
Мунк вынул визитку из кармана куртки и протянул ей.
– Тебе надо к психологу.
– Это кто сказал?
– Миккельсон.
– Но какого черта?
– Не смотри так на меня. Они слышали наш ночной разговор. Думают, ты не совсем в себе.
– Пусть забудут об этом, – прорычала Миа.
– Я сказал то же самое.
– Значит, в этом мы единодушны.
Миа открыла бардачок и кинула туда визитку, даже не посмотрев на нее.
– Какая наглость.
– А ты чего ожидала?
– Чуть-чуть хренова уважения.
– Ну-ну, удачи с этим, – вздохнул Мунк. – Заедем съесть по бургеру по пути?
– Я с удовольствием.
Мунк нашел съезд и свернул на заправку, как раз когда начался дождь.
40
Дождь лил на дорогу около здания «Афтенпостен». Они собрались в кабинете Грунга, чтобы следить за пресс-конференцией, назначенной на полдень, но начавшейся на десять минут позже. На месте были Миккель Волд, Силье Улсен, Эрик Рённинг и главный редактор Грунг. И хотя ему самому не нравилось так думать, но Миккель Волд получил лучшее место в кожаном кресле рядом с Грунгом. Что-то произошло с того телефонного разговора в Скюллеруде. Он возрос в цене. Вдруг оказался в центре всего. Грунг убавил звук телевизора и заговорил.
Они сохранили в тайне то, что преступник выходил с ними на связь. Пока ничего не делали. Пока. Это они и обсуждали. Надо ли им использовать это? И если да, то каким образом?
– Я считаю, нам надо подождать, – сказала Силье, откусив кусочек яблока.
– Потому что?.. – сказал Грунг.
– Потому что мы не знаем, не исчезнет ли она или он, если мы пустим это в ход.
– Я думаю, пора уже, черт с ним, – сказал Эрик.
Двадцатишестилетний очень талантливый журналист был любимчиком Грунга с самого своего назначения и всегда сидел в кожаном кресле около него. Если даже парень и ревновал или завидовал, он хорошо это скрывал. Он спокойно сидел, расставив ноги и сжимая антистрессовый мяч.
– Кто сказал, что она не позвонит в VG «Верденс ганг» завтра? Или в «Дагбладе» сегодня вечером? – продолжил он. – У нас есть шанс получить сенсационную новость, и этот шанс надо использовать сейчас.
Миккель слабо улыбнулся. Эрик начал употреблять слово «сенсационная новость» довольно часто, после того как выиграл «сенсационный» приз за серию статей про бомжей в Осло.
– Почему тогда она не позвонила другим раньше? – парировала Силье.
Силье и Эрик были как день и ночь. Она, лет двадцати с чем-то, шумная, с пирсингом в губе и явными левыми либеральными тенденциями, во всяком случае в отношении «Афтенпостен». Он, спокойный, сдержанный, чаще всего в костюме, причесанный – мечта тещи, с милой улыбкой и приветливостью во взгляде. Когда у них в офисе были споры, эти двое всегда занимали противоположные позиции.
Миккель Волд был скорее журналистом старой закалки. Блокнот и ручка, он всегда следил за своими делами. Раньше он не писал о чем-то, чего не видел или о чем не имел представления. Это сейчас начинают писать после краткого телефонного звонка, а то и без него. Что касается стиля одежды, он не разделял ни позицию Силье, ни Эрика. Был где-то серединка на половинку. Был ли он скучным человеком? Он часто думал об этом. И, наверное, надо бы собраться с мыслями и пойти купить себе что-то из одежды, как в журналах, которые читает его сестра, выразить свою индивидуальность. Но он так ни разу и не сделал этого. Одежда в его шкафу висела уже около десяти лет. Какая-то черта – он не знал до конца, как ее сформулировать, что-то вроде самовлюбленности, и неважно, какой это стиль, – не вязалась с этой серьезной профессией. Наверное, так и было. Ведь преступник позвонил ему. А не кому-то другому.
– Вот, – сказал Эрик. – Нам надо использовать шанс.
– О, ну давай, Эрик, пассивно-агрессивная аргументация осуждается нами, женщинами, не так ли?
– Я был пассивно-агрессивен?
– О боже, да ну тебя, – засмеялась Силье.
– Что думаешь, Миккель? – спросил Грунг и повернулся к нему.
Двое других тоже замолчали. Все хотели знать, что он думает. Как уже говорилось, ему это не нравилось, но с какой-то стороны этот мистический звонивший оказал ему услугу.
– Я не совсем уверен, – кашлянул Миккель. – С одной стороны, мы могли бы сделать из этого материал, это точно.
– Эксклюзивный, – вставил Эрик, запустив мячик перед собой на столе. – Только наш. Больше ничей. Я говорю – давайте.
– Но с другой стороны, – продолжил Миккель, – было бы глупо просто раздуть из этого пару страниц и потом потерять контакт. Ведь может случиться, что мы поможем.
Все снова затихли.
– Поможем? – спросила Силье. – Ты имеешь в виду ищейкам?
– Полиции. Это ведь не классовая борьба. Мы работаем в «Афтенпостен».
– И что, поэтому мы не можем называть их ищейками?