Я путешествую по ночам
Шрифт:
Шум был настолько оглушительным, что несколько созданий ночи дернулись и зашлись в ужасающем вое, напоминавшим крик разрываемой на части банши. Существо, которое только что схватило пулю, смотрело прямо на Лоусона, его красные глаза несколько раз мигнули, а затем на лице растянулась улыбка, словно дымящееся отверстие в его лбу не причинило ему никакого дискомфорта, а было лишь забавным развлечением.
На краю безумия Лоусон выстрелил в лицо женщине. Ее нос разлетелся на куски, разбился, как китайская ваза, голова ее откинулась назад с силой, которая могла бы сломать
— О, Изекииль, он сделал меня уродиной.
Лоусон попытался протолкнуться и как-то сдвинуть тяжелое тело, что лежало на нем. Правое плечо, оцарапанное пулей, почти не болело, а вот нога и левая рука при первом же движении буквально взорвались, утянув его обратно в бассейн, полный боли. Изо рта вырвался стон, превратившийся в напряженное шипение, но сдаваться он не собирался. Пусть в нем сидело две пули, Тревор Лоусон понимал: останься он на месте, и эти демоны выпьют его досуха, и сейчас не было времени размышлять, происходила эта безумная сцена наяву, или была лишь навеяна лихорадочным бредом. Нужно было прорваться, нужно было бороться, любой другой вариант означал смерть, а он хотел и намеревался выжить.
Вложив всю свою силу в отчаянный толчок, он, окунувшись в океан боли с головой, сумел освободиться от придавившего его трупа и постарался подняться, но этого раненая нога сделать не позволила. Лоусон замычал, сдержав крик стиснутыми до скрипа зубами, и начал ползти, пробираясь через раненых, через трупы и через части тел. Позади раздавался высокий, почти истерический смех, но Лоусон не осмеливался обернуться.
Так я далеко не убегу, стучала лихорадочная мысль в его висках.
С усилием, все же выбившим из него тяжелый стон, он сумел подняться на ноги. От боли все тело облилось потом, однако страх прибавил сил, и раненый бросился в изрешеченный пулями подлесок. Удалось набрать удивительно большую скорость… наверное, организм готов работать на нечеловеческих пределах, когда требуется сражаться на жизнь.
Похоже, решив поиграть со своей жертвой, существа отправились в погоню, но предпочли загнать Лоусона до смерти, держась на расстоянии. Смех позади не прекращался. В какой-то момент одна из тварей укусила его за ухо — то был словно острый поцелуй зла.
Они двигались, как тени, материализуясь перед Лоусоном, и снова исчезая. Видимо, им быстро надоела эта игра, потому что на расстоянии они больше не держались. Злая ухмылка женщины мелькала перед глазами, ее платье танцевало перед ним, заставляя его бросаться из стороны в сторону.
Мужчина в официальном костюме, шляпе-цилиндре и белом жилете вдруг возник из ниоткуда. У него была трость с набалдашником в виде собачьей головы. На лице его играла злая усмешка, глаза горели алым адским огнем.
Что-то… безногое
Мужчина с тростью не намеревался играть. Он ударил Лоусона набалдашником, опрокинув его на землю и выбив воздух из легких. Раны вновь взорвались болью, о которой на короткое время удалось забыть.
На миг в глазах Лоусона потемнело, его разбудил хищный язык, лизнувший его в щеку. Рука твари погладила свою жертву по волосам, словно то был некий акт нежности. Изо рта существа смердело кровью.
В это мгновение Лоусон понял, что вот-вот окончательно потеряет рассудок.
Они были повсюду. Новые существа все прибывали и прибывали, ковыляя, приползая и подходя со всех сторон. Лоусон мечтал сейчас очнуться, проснуться летним утром в Алабаме под солнечными лучами, которые уже осветили верхушки деревьев, и осознать, что этого — ничего из этого — никогда не было. Он бы пошел на завтрак в свой дом в Монтгомери и встретил бы там двух своих возлюбленных ангелов — Мэри-Элис и Кейси. Это было бы утро, в котором не было войны… даже мыслей о войне, не было этого ужаса, холодного и скользкого.
Но здесь, в лесу Шайло, темной беззвездной ночью Тревор Лоусон был сбит с ног, свален на лежащее на дороге дерево и вынужден ползти по земле, как затравленный раненый зверь. Он полз, как мог. Левое плечо взрывалось болью во время каждого движения. Лоусон чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, поэтому развернулся и выстрелил из кольта… затем выстрелил снова, но оружие не издало ни звука, лишь спусковой курок беспомощно щелкнул в темноте.
Все, понял он, это конец.
Был это мужчина, женщина, или двое сразу, он не знал. Кем бы они ни были, они были голодными и очень сильными. Существа тянулись к его горлу, но он старался, забывая о боли, в ужасе отбиваться плечами и грудью. Острые зубы впивались в его тело прямо через униформу. Языки слизывали кровь из его ран, расширяя пулевые отверстия и причиняя невыносимую боль, и тело, стараясь сбежать от пытки, беспомощно выгибалось в своей агонии. Твари атаковали его, как черви яблоко, как муравьи кусок сладкой конфеты… они были повсюду. Лоусон отбивался кольтом, беспорядочно размахивая им из стороны в сторону. Теперь бесполезное оружие можно было использовать только так.
Но пусть он продолжал бороться, он знал, что душа его обречена, потому что эти богопротивные клыки уже отравили его плоть каким-то неизвестным ядом, погрузившись в его горло с двух сторон. Изо рта вырвался тяжелый стон.
… и вдруг кто-то оттянул в сторону сначала одну фигуру, затем другую. Из окровавленных уст вырвался шипящий звук. Масса тварей отползла прочь, втянув головы в плечи, как напуганные собаки.
— Я хочу его, — послышала голос женщины в красном.