Я решил стать женщиной
Шрифт:
— Ты как маленький ребенок, только я заставить тебя не могу.
— Отстань.
— Только что звонил Тугов, сказал, что тебе надо срочно ложиться в больницу.
— Все-таки позвонил: Не хотела давать ему твой телефон:
— Тугов оказался нормальным мужиком, не хочет еще одной смерти. Он мог бы мне не звонить, это не входит в его обязанности.
— Ай! —
— Я поражаюсь твоей глупости. Он сказал, если ты не ляжешь в больницу, то ты умрешь. Тебе понятно? — в глазах мамы мелькнул страх. И я продолжила её запугивать. — Мама, ты хочешь слечь, как бабушка? Ей девяносто два года было или девяносто три. А тебе сколько? До чего ты доводишь свой организм? Тугов сказал, надо срочно обследоваться, что дела плохи.
— Ладно, праздники пройдут, тогда лягу.
— А праздники тут причем? Ты на демонстрацию собралась? Он сказал, ложиться надо срочно, что состояние твоё очень серьёзное.
— До праздников не лягу. Лучше скажи, как Маша и как Лиза? — мама перевела наш разговор на другую тему.
— Нормально. Только ты зря уходишь от разговора о больнице, я от тебя не отстану. Если врач звонит уже родственникам, то это, значит, всё очень серьёзно.
— Маша работает? — невозмутимо спросила мама, не замечая моих слов.
— Я её приглашаю, как стилиста на съёмки. Она деньги за это получает.
— А что она делает?
— Ну, как парикмахера и визажиста её приглашаю — прически она делает и красит: мэйк-ап: ну, лицо то есть: Тебе же уже рассказывали об этом.
— Изменилась она, — сказала мама задумчиво. — Была такой девочкой доброй: Почему она обозлилась на весь мир? Я с ней разговаривала по телефону, она про тебя гадости говорила: Мне не нравится это.
— Ладно, мам. Мы развелись, она злится. Не обращай внимания.
— Ох! — мама вздохнула. — Переживаю я за тебя.
— Не переживай.
— А с Катей у тебя как?
— Скорей всего никак. Иногда вроде ничего:, но мы не поженимся, если ты это имеешь в виду. Уже пережили свои страсти.
— Но она тебе нравится?
— Как женщина, она мне нравится больше: э-э-э:, - я закатила глаза к потолку, не зная с чем адекватно сравнить мой интерес и мою симпатию к Кате, в сознании нагло вылезли, растолкав другие словосочетания, напыщенные фразы — «больше жизни», «больше всего на свете»: Не то: глупость какая-то! Нужную я не нашла. — Короче, нравится: Нравится, но этого мало для совместной жизни.
— Жалко, что у вас ничего не вышло, — мама глубоко затянулась и загрустила.
— Жалко: Или не жалко. Не знаю. Бог даст — будет ещё любовь, морковь и всё остальное.
— Лучше уж тогда любовь: Может быть, поешь картошечки с селедочкой?
— Не-е! Я поел. Тугов позвонил, и я сразу заехал к тебе.
— Ай!: Его слушать: — мама опять с раздражением махнула рукой.
— Мама, ты уже два раза чуть не умерла, скорая вовремя приезжала. Такие кровотечения неожиданные у тебя! Ложись, обследуешься, подлечишься:
— Не хочу сейчас, — мама потушила выкуренную сигарету, бросила в пепельницу и сразу вытащила из пачки другую. Я с ненавистью посмотрела на витиеватые золотые три буквы в центре сигаретной пачки — «ЯВА». Эти сигареты вот уже двадцать лет усердно помогали испортить мамино здоровье, портило её здоровье и многое другое, но на своем участке фронта «Ява» знала своё грязное дело, после всех флюорографий маму обязательно вызывали делать её ещё раз, а потом посылали в тубдиспансер, где после обследований оказывалось, что она имеет просто затемнения в лёгких от чрезмерного курения.
— Ну, что за упрямство, мама? А когда захочешь? Я тебя в больницу отвезу на машине, навещать буду.
— Ладно, всё. Не лягу я сейчас. Я Светлане Михайловне обещала позвонить, догадать ей, а то поздно будет.
— Я не знаю, что с тобой делать: Ладно, звони мне, если что. Я заеду после выходных, — я её поцеловала и уехала.