Я, Рейван
Шрифт:
Малак слушал очень внимательно.
— Тремя днями позже твоего дела убили мандалорцы, — скорбно поведал я. — Но Виноки сдержал слово. Когда закончилась война, он прилетел к твоей бабушке и привёз твоему отцу, который тогда был совсем маленьким, его кристалл. Он здесь, в кисете.
Я похлопал себя по поясу. По идее, надо было распустить завязки и продемонстрировать рекомый предмет, но очень уж не хотелось отвлекаться.
— Этот кристалл был в мече твоего папы, когда его челнок сбили над твоим родным селом, Сквинкваргесимусом. Твоего папу взяли в плен и посадили в мандалорский лагерь. Он знал, что если бы мандо'а увидели у него кристалл,
Была у меня лёгкая надежда, что Малак оценит, насколько без запинки произнёс я слово «Сквинкваргесимус». Всё-таки ностальгия по родному дому, то, сё… Но Тёмный лорд просто слушал, слушал подозрительно внимательно.
— Пять долгих лет он носил этот кристалл у себя в жопе, — сказал я, слегка теряя уверенность в правдоподобности этой занимательной истории, — а потом он умер. От дизентерии. А кристалл отдал мне, и я прятал этот кусок камня с острыми краями в своей жопе ещё два года. А потом, через семь лет, меня отпустили к моей семье.
Металл антенны холодил спину. Логика повествования волокла меня за собой с неодолимой силой.
— И вот сейчас, малыш, — сказал я, — мне пришлось прибыть на «Левиафан». Чтобы передать этот кристалл тебе.
— Мой отец был торговцем, — проскрежетал Малак. — Дед — простым фермером. Прадед — тоже фермером. Никто из них не сидел в мандалорских лагерях, никто не пользовался световым мечом. Я первый Одарённый в своём роду.
— Твой отец был великим джедаем! — горячо возразил я, вступая в спор машинально, более из принципа, чем в поисках истины. Отказываться от совершенно идиотской, но увлекательной семейной истории не хотелось: пока продолжалась беседа, не могло начаться месилово.
— Кто ты, Рейван? — с задумчивой, почти тоскливой интонацией проговорил Малак. — Что ты такое? В тебе была гордость, Рейван, в тебе была ярость. А теперь ты превратился в бормочущее ничтожество… Пришла пора стереть тебя с лица галактики!
— Мы связаны, Малак! Я учитель, ты ученик. Исчезну я — исчезнешь и ты!
— Мне давно не у кого учиться, — ответил он, медленно снимая с пояса рукоять меча. — Ведь тебя уже нет… «Рейван».
Полосатые звёзды гипера спиралями завернулись вокруг корабля, шизофренические краски расплылись дрожащими потёками. Невероятный мир, который я совсем недавно с таким нахальством пытался «пометить», словно смеялся над жалкой букашкой, примостившейся на поверхности крохотного кусочка металла. Ситуация обострилась, и чувства мои обострились. В мрачных словах Малака, в неторопливом, будто бы неохотном приготовлении к последнему бою я увидел не ярость, не жажду власти, не предвкушение окончательной победы.
Тёмный лорд был до глубины своей тёмной души разочарован.
Всё это время он искал встречи с настоящим Рейваном. Умным, хитрым, могучим гением войны, державшим галактику в кулаке так крепко, как не удавалось никому до него. С противником, победа над которым увенчивает славой, но и поражение — отнюдь не позор, и даже смерть — вполне приемлемый итог жизни.
Малак мечтал собственной рукой устранить последнюю угрозу своему владычеству. Доказать всем, и в первую очередь себе, что это он, Малак — избранник Силы. А вовсе не Рейван, его бывший учитель, друг и командир!..
И
Оставалось лишь избавиться от досадного недоразумения.
«Левиафан» вздрогнул под сапогами. Первый удар был нанесён вполсилы, и я парировал его довольно уверенно. Два алых огненных клинка соприкоснулись лишь на мгновение, тут же отпрянули… вероятно, теперь Малак знал о моих боевых возможностях всё, что хотел. В глазах ситха проступила вдруг такая сокрушённая безучастность, что мне его даже стало немного жаль.
Теперь я бегал вокруг антенны, отмахиваясь от редких и жёстких выпадов Малака, а тот следовал за мной каким-то подчёркнуто неспешным шагом и всякий раз нагонял. С тем же отстранённым видом наносил очередной удар, вроде бы проламывая защиту… и не доводил дело до конца. Мечи искрили и гудели, дестреза моя на бегу работала плохо, но каждый раз я то ставил блок, то уворачивался, то просто отступал, и длиннющий клинок Тёмного лорда не мог найти свою жертву.
Сперва я был уверен, что ситх таким способом предоставляет мне возможность последний раз проявить себя в бою, так сказать, уйти с честью. Затем вспомнил, что сентиментальность ситхам не очень-то свойственна. И наконец подметил, с каким напряжением и осторожностью двигается враг.
В горячке боя понять причину этой заторможенности было нельзя, и я решил, что вижу последствия столкновения с лифтом. Решил — и возликовал!
Не поймите меня неправильно: даже покоцанный Малак уделал бы меня без вариантов, в одни ворота. Нечего было и мечтать о том, чтобы прорвать его защиту, подойти на расстояние удара… Не собирался я подходить! Я собирался сбежать. Опять и снова.
Ага, правильно. Подгадать момент, когда Малак окажется по другую сторону широкой антенны, и метнуться в «окоп», к отверстию в обшивке. Спрыгнуть в знакомый, уютный, горячо любимый чулан, хоть головой вниз. А потом заварить дыру изнутри, как угодно законопатить её, чтобы враг остался вне корабля навсегда!..
Мной овладело настолько лютое предвкушение торжества, что Малак, явно почувствовав его, упустил очередную возможность для атаки. Усталое безразличие в его глазах сменилось подозрением, он внимательно посмотрел на меня… и вдруг перевёл взгляд на заветный «окоп».
76
Тёмная Сторона Силы помогает своим адептам скрываться от Светлых. Но верно и обратное: Свет слепит тех, кто ушёл во Тьму. Будь я хоть немного сдержанней в эмоциях и мыслях, Малаку ни за что не удалось бы настолько чётко осознать мой порыв.
Но он понял всё. И, когда я Прыжком Силы метнулся к спасительному отверстию, ударил в спину.
Волна Силы оторвала меня от обшивки, пронесла по… по безвоздушному пространству и приложила о металл грудью и животом. Силовой щит и толстый плащ смягчили удар, но сотрясение всё равно оказалось достаточным, чтобы лишить меня сознания. Последним, что успел я прочувствовать, оказалась резкая боль в сломанных рёбрах. Затем воцарилась тьма.
…Я лежал на спине и смотрел в низкий потолок гробницы. Серый туман рассеивался и уже не мог ничего скрыть.