Я рискну

Тессье Шантель

Опускаюсь на колени, хватаю его. Мои сжатые кулаки поднимаются, а затем опускаются на его уже окровавленное лицо. Кричу от разочарования, когда он просто лежит и терпит. Хочу почувствовать жжение от удара. Хочу почувствовать, как лопается кожа. Мне нужно это почувствовать. Мне нужна боль. Я заслуживаю ее, в конце концов. Он прав. Я убил своих друзей.

Сжимаю в кулак его рубашку, отрывая хромую голову от земли, мои ноги все еще лежат на его бедрах. Его глаза темно-синие, лицо разбито, окровавлено. Наколаняюсь к его лицу, рыча.

— Дай мне то, что я заслуживаю! Почему бы тебе не поднять свою жалкую задницу и не ударить меня? — Мой голос повышается. — Почему бы тебе не быть гребаным мужиком и не сразиться со мной?

Он не реагирует. Его голова откидывается назад, так что я толкаю его вниз, в результате чего он ударяется головой о землю.

Дик хлопает меня по спине.

— Иди, пройдись, Коул. Дальше мы сами.

Встаю и отхожу от них на шаг, пока они поднимают его с земли.

Сжимаю руки в кулаки, наслаждаясь ощущением разбитых костяшек. Ветер усиливается, отчего кровь, покрывающая мое тело, стынет от холода.

Черт, как же я люблю драки!

Мой отец говорит, что я родился бойцом. Он говорил, что если человек не умеет пользоваться своими руками, то на что он годен? Разница лишь в том, что мой отец платит за использование чужих рук.

Позади нас хрустнула ветка дерева, и мы все обернулись посмотреть. Четыре фонарика пляшут в темноте.

— Ребята, вы что-то слышали? — спрашивает Дик.

— Я думал, что слышал. Но я ничего не вижу, — отвечает ему Шейн.

— Я пойду проверю, — говорю я, отходя от них. — И побыстрее. — Я поднимаю с земли фонарь и свечу им перед собой, слушая, как они смеются позади меня, приканчивая больного ублюдка, который заслужил каждую мелочь, которую получил сегодня.

Мои теннисные туфли хрустят по земле, и я останавливаюсь, чтобы просто послушать. Я выключил фонарь и сунул его в задний карман. Я знаю эту землю как свои пять пальцев. И здесь никогда никого нет. Никого, кто замышляет что-то хорошее.

Поместье Лоусов находится у подножия холма, но их никогда не бывает дома. А если по какой-то причине и приходят, то уже в постель.

Мои руки свисают по бокам, кровь медленно стекает с них и падает на листья. Мое тело жаждет большего.

Медленно делая шаг за шагом, я прислушиваюсь к парням позади меня, их голоса становятся все тише, чем дальше я от них отдаляюсь.

Звук справа от меня заставляет меня улыбнуться. Кто бы это ни был, он близко. Очень близко. Я стою и жду, не делая ни шагу. Он в темноте, как и я, потому что я не вижу никакого света. Затем я снова слышу звук. Это может быть животное, но оно не похоже на него. Я слышу два отчетливых звука — пара ботинок.

Я делаю шаг вправо и слышу вздох. Так близко.

Затем он бросился бежать. Его ботинки стучат по земле, и я бегу за ним. Я натыкаюсь на хрупкую фигуру, обхватываю ее руками и прижимаю к земле. Она издает раздраженный звук, и две руки бьют меня по лицу, не в силах установить контакт. Я хватаю их и прижимаю к бокам, а затем сажусь на них, чтобы прижать их под собой.

Я достаю из заднего кармана фонарик и включаю его, светя на нарушителя.

Темно-зеленые глаза смотрят на меня, обрамленные длинными темными ресницами. Нежно-розовые губы раздвинуты, в носу-пуговке, маленькая бриллиантовая сережка. Темно-каштановые волосы закрывают половину лица, и она рычит:

— Слезь с меня.

Она несколько раз моргает, свет ослепляет ее, но я не двигаюсь. Это мешает ей видеть меня.

— Слезь с меня, — требует она, задыхаясь.

Я наклоняю голову в сторону, наблюдая, как она извивается подо мной. Я никогда не видел ее раньше, а я знаю каждую женщину в этом городе. Я знаю каждую женщину в радиусе тридцати миль. Но не ее. Не это лицо. Она начинает сопротивляться сильнее, но я легко удерживаю ее. На ней черный балахон, и он поднят, закрывая макушку и боковую часть лица. Я тянусь вниз и дергаю его назад, заставляя ее вывернуть шею.

— Не трогай меня! — Ее голос срывается.

— Коул? — слышу я голос Дика.

— Сюда, — отвечаю я, не отрывая от нее взгляда.

— Ты, жалкий сукин сын…

— Что ты нашел? — спрашивает он, подходя ко мне. Он светит своим светом на нее, и она отворачивает от него лицо, закрывая глаза. Шесть сережек разных цветов бегут по ее уху.

— О, игрушка. Откуда она взялась?

— Не знаю.

— А есть еще? — спрашивает он.

— Пошел ты, — выплевывает она, пока ее тело нервно вздрагивает под моим весом.

Как много она видела? Знает ли она, что я чуть не забил парня до смерти? Она должна бояться меня. Моим демонам нравится ярость. Они питаются ею. А я никогда не был голодным.

Дик смеется.

— Мне нравится, когда у них грязный ротик.

Она выгибает спину и нежную шею, издавая крик разочарования, который раздается в темной ночи.

— Здесь тебя никто не услышит, — говорю я ей, моя свободная рука поднимается и обхватывает ее горло, но не душит ее. Кровь на моей руке покрывает ее загорелую кожу, как будто я рисую картину на ее теле. Она тяжело сглатывает.

— Никто не придет тебя спасать.

Она хнычет.

— Я люблю, когда они кричат. Давай, милая, — мягко говорит Дик. — Кричи для меня, — говорит он, опускаясь на колени рядом с нами. Он наматывает ее длинные темные волосы на свой окровавленный кулак и поворачивает ее голову в сторону, чтобы она повернулась к нему лицом.

Она обнажает свои идеальные зубы, втягивает воздух, но не кричит от его силы. Оба наших фонаря остаются на ее лице, и она щурится, пытаясь разглядеть.

Вдалеке я слышу рев мотора, когда Шейн, Киллан и Беннетт уезжают.

— Что ты делала здесь одна? — спрашивает он ее.

— Смотрела, как ты кого-то убиваешь, — огрызнулась она.

Он откидывает голову назад, смеясь над ее откровенностью.

— Тебе нравится смотреть, да? — спрашивает он.

Ее бедра выгибаются подо мной, но я удерживаю ее. Я в два раза больше нее, так что она никуда не денется. Она может изнурять себя сколько угодно.

— Какое совпадение. Я тоже, — говорит он ей с мрачным смехом.

Она напрягается, и он смотрит на меня.