Я рожу тебе детей

Ночь Ева

Я опять слушала звук его шагов. И только потом вошла в дом, волоча за собой букетище и ломая голову, куда его приспособить.

За этим занятием меня застал Никитос, что снова свалился, как снег на голову — позвонил в дверь.

Грешным делом я подумала, что это Змеев явился. Нет, я не собиралась его оставлять ночевать у себя, но хотела хоть на полчаса продлить праздник и посидеть на кухне за чашкой чая.

— Охмуряет? — кивнул Никитос на цветы, — голос его звучал почти спокойно и ни разу не враждебно. Ёж пока

что удерживал иголки в узде. — А ты ведешься, как дурочка.

— Мать хоть знает, где ты? — посмотрела я на часы. Почти десять.

— В курсе, — кивнул Никита. — Я ненадолго.

— Так сказать, охраняешь мою честь, — съязвила я.

Никита и ухом не повел.

— Я следил за вами, — заявил он. — То есть за подъездом. Долго вы расставались. Думал, уже все. Спеклась. А ты молодец. Окна не зажглись, значит в квартиру не пустила. Помучай его как следует и отшей. Пусть знает наших.

— Наш девиз непобедим: возбудим и не дадим, — пробормотала я невесть откуда взявшийся дурацкий стишок.

— Вот, хорошая стратегия, — наставил на меня Никитос указательный палец.

Я вздохнула.

— Чай будешь?

— Буду.

— А потом — домой. Я Юле позвоню, скажу, что ты у меня.

— Я уже взрослый, — выпрямился Никитос. — Нечего меня опекать.

— Вот и я взрослая, прикинь? На десять лет взрослее. А вы все опекаете, носитесь, следите, поучаете.

— Он же фанфарон из дутого стекла. Чуть тронь — рассыплется. Внутрь загляни — пустота. Разве что внешне хорош. Ну ты ж должна понимать!

— Он человек, — покачала я головой. — Не без грехов, конечно же, но я уверена: ты ошибаешься.

— Ой, да как все бабы, ты ищешь и находишь в нем то, чего нет и не было в помине!

— Вот смотри, — сказала я, расставляя чашки, доставая заварник и выгружая из холодильника сыр, колбасу, остатки холодного мяса и консервацию: Никита, как и большинство подростков, всегда хотел есть, — то же самое можно сказать и о тебе: ненадежный, психованный, проблемный. Вечно лезет в драки. Дочь моя, с этим мальчиком не дружи!

Никита на миг завис, а затем гневно сверкнул глазами.

— Это видимая часть айсберга, — сделала я вид, что не заметила его реакции. Он очень болезненно реагировал на несправедливость. — То, что видят все. А все видят, что этот Васильев — ненадежный парень, постоянно во всякие истории влипает, то ему фингал навесят, то он кому-то присветит. Что из него, уголовника, вырастет?

— Ну ты не сравнивай! — вспылил Никитос. — Я не он! Я своих детей никогда не брошу!

— А если знать не будешь? Если девочка твоя не скажет тебе, что забеременела? Уедет в другой город, выйдет замуж за другого. Мало ли. Поругаетесь и разбежитесь. Вот и получится: вроде бы виноват, а вроде бы и нет. Не знаю, как другие, а я бы тебя оправдывала. И не считала, что ты сволочь, гад, тварь.

Никита дышал так, что, наверное, соседи

слышали его надсадное дыхание.

— Эта история коснулась тебя непосредственно. Зацепила не краем, а вогнала штырь в самое сердце. Я тебя понимаю. И боль твою чувствую. Все непросто. И Олег виноват. В чем честно признался. Но жизнь по нотам не разложить, на калькуляторе не просчитать. И даже если просчитать, всегда может ошибка закрасться. Даже в самых крутых компьютерах сбои бывают. Нет ничего стопроцентно надежного, чтобы без ошибок.

— Все равно я его ненавижу! — выплюнул он зло. — И не собираюсь любить и понимать!

— Нелогично, но тоже верно. Его пока не за что любить, уважать, понимать. Он для этого ничего не сделал пока.

— Да пусть и не делает! Нужен он!

— Нужен, не нужен, но он есть. Такой же человек, как все. Не самый плохой. Не алкоголик, не потерянный элемент общества. И он никогда от вас не отказывался. Просто не знал. А как только узнал, сразу же приехал. И то, что не начал сразу же качать права, судиться, отбирая вас, тоже о чем-то говорит.

— Вот спасибо ему! — буркнул Никитос, но по его тону я поняла, что он немного поостыл.

— Ешь давай, самый справедливый парень в мире.

Никиту дважды упрашивать не приходилось. Накинулся на бутерброды, будто его год не кормили.

— Все равно я за тобой приглядывать буду, — заявил он с набитым ртом. — Пусть не обольщается и не думает, что все ему на блюдечке с голубой каемочкой!

— Тут и без тебя хватит наблюдателей, — вздохнула я, ероша его непокорные волосы. — Ешь и домой. Юля беспокоится. Как-нибудь все рассосется, утрясется. Главное в нашем деле — не пороть горячку, остыть.

— Главное, чтобы он к Каролине не лез, — снова сверкнул глазищами Никитос. — Я-то ладно, взрослый, понимаю. А ей этот папаша вообще ни к чему. Ты ему передай. Пусть подальше держится.

«А то что?» — хотелось спросить, но я не стала. Пусть как-то все идет своим чередом. В таких деликатных вопросах советов не насуешь, это не панамка, что все выдержит.

Глава 33

К хорошему привыкаешь быстро.

Змеев плавно въехал в мою жизнь и выезжать не собирался.

Во вторник он снова забирал меня из офиса. Снова подарил цветы и две напольные вазы.

— Чтобы цветы было куда поставить, — невозмутимо заявил он. — Лер, ну это не раритетные китайские вазы, не сердись, — погасил он слова протеста, что рвались из меня, как воздушные шары, накачанные гелем.

И я промолчала. Его внимательность даже трогала. Позаботился о цветах.

Мы снова ужинали вместе и так же, как и до этого, целовались возле двери моей квартиры, после чего расстались.

Я слушала его шаги и осознавала: привыкаю. Его катастрофически много и одновременно мало. Хочется еще. Больше.