Я сама призову себе принца!
Шрифт:
Прекрасно понимая, что история может повториться, и дети, рожденные драконидами, смогут совершить оборот и закономерно захотят отомстить за своих родителей, на всех было наложено ещё одно заклятье. Вечное и нерушимое. И дети, вырастая, стали становится не драконами, а драконидами. Не умели они более превращаться в больших и прекрасных созданий, лишь покрывать свое тело чешуей и отращивать крылья, на которых, правда, были не способны летать. Магия хоть и осталась, но более не была такой могущественной, как у драконов. И срок их жизни уже не был так велик, как прежде.
Все мы думали, что, уравняв драконов с другими расами, станет лучше. Драконы, которых теперь все называли драконидами,
Им никогда не запрещали пересекать горные хребты, изучать мир, становиться частью жизни других рас. Однако гордыня драконов, их предков, тех, которых из них никто практически и не помнит, оказалась слишком заразной. Поэтому дракониды по своей воле никогда не покидают Намай, лишь отправляют своих верных псов выполнять их поручения.
Вот так и завершается эта легенда про непомерную гордыню, почему исчезли драконы и как появились дракониды. Печальная, но поучительная история, которая, я надеюсь, никогда больше не повторится…
Слушая его чистый, бархатный голос все это время, ощущая тепло, ласку его нежных прикосновений и слыша ровный и громкий стук сердца, я смогла полностью расслабиться. И целиком погрузиться в эту легенду.
Однако, поскольку я порой слышала отдаленные отголоски боли в его голосе во время повествования, спросила:
— Ты участвовал в той войне. Ты сражался против драконов, — но отчего-то так вышло, что прозвучали не вопросы, а утверждения, в которых я не сомневалась.
— Да, — его ладонь вновь мягко коснулась моих волос, а затем мужчина, опустив голову, стянув капюшон с моей головы, уткнулся носом в рыжую копну. — И порой, закрывая глаза, я вижу войну так же ярко, будто она произошла только вчера.
— Наверное… это было страшно?
— Нет, мне — нет. Меня страшило другое — итог: к чему привела гордыня драконов. И причина, по которой я до сих пор это вижу, заключается во мне, в моем нежелании забывать, к чему может привести чрезмерное желание власти, непомерное высокомерие и безграничная спесь. Сколь мудры и сильны драконы были, столь же много, очень много зла, боли они причинили всем. Их сила и мудрость стала проклятием не только для них, а для всех. Я не хочу повторения. Пусть сейчас наш мир далеко не идеален — расы опять стали разобщены, вокруг творится много несправедливости, но теперь каждый решает за себя, как ему жить, чему верить, какой избрать путь и какая судьба ему уготована. А не ждать плачевной участи от того, кто возомнил себя чуть ли не божеством. Век драконов ушел. И я рад этому.
Вот только я отчего-то не до конца поверила его словам и, конечно, сказала об этом:
— Ты грустишь. Нет, ты и правда рад, что всё закончилось, но…
— Ты права, проницательная Надежда, ты видишь истину. Во мне всегда будут теплиться мысли — неужели нельзя было поступить по-другому? Почему правда так и не достигла разума драконов? Они ведь не были глупы, они были воистину мудры, и сострадание им некогда не было чуждо. Так что же побудило их поддаться тлетворным мыслям, насквозь отравить разум и сердце и позволить совершать такое неприкрытое зло?.. Я так хочу найти ответы, логичные и разумные объяснения, но их, наверное, просто не существует. Или они столь просты, что я не вижу их на поверхности, пытаясь разгадать тайну равную загадке возникновения вселенной и столь разных, непохожих друг на друга созданий на одной нашей планете.
— Может… — непросто было озвучить то, во что я сама никогда не верила, однако после того, как сама угодила непонятным образом в другой мир, начала подумывать, что есть что-то, что невозможно понять. — Может, это вина богов?
— Богов? — Дарахар отрицательно качнул головой. — Нет, моё солнышко, богов не существует. Некоторые верят в Верховного, но лишь от того, что им требуется вера, чтобы найти творимой вокруг несправедливости логичное оправдание и силы в себе, дабы двигаться вперед. Им нужна надежда на лучшее, что-то светлое и доброе. Тогда им на помощь и приходит вера. Что это однажды свершится. Болезнь отступит, разбитое сердце излечится, виновный в злодеянии будет наказан. И это хорошо — надеяться и верить в свет, чтобы разогнать мрак. И если они считают, что это помощь Верховного, им так легче и проще жить — пусть так и будет. Однако прикрываться высшими силами и винить их в злодеяниях, что были содеяны нами, не стоит… это лишь больше очернит сердце, не излечит больную душу. Поэтому не стоит обвинять высшие силы во всех грехах, что творят только сами смертные.
С каждым произнесенным словом я все сильнее уважала этого мужчину, которого когда-то хотела придушить и считала самым невыносимым. В его словах была мудрость, истина. В них заключался несгибаемый стержень его личных надежды и веры. И даже сострадания, которого он не стеснялся.
— Дарахар…
— Да?
— А какие были драконы? Ну кроме того, что невероятно высокомерные.
— Они были прекрасны. В них было прекрасно всё — грациозность и сила, стремительные линии их тел, удивительных оттенков чешуя, вековая мудрость, цепкий ум и могущество. Драконы воплотили в себе всё лучшее, поэтому настолько обидно, что они же стали и отражением всего самого худшего.
— Знаешь, что удивительно?
— М-м?
— Я слышу в твоем голосе одновременно и всепоглощающую ненависть к драконам, и сочувствие, и даже непомерную тоску. И не могу понять, как это может сосуществовать в такой… гармонии, если можно так выразиться.
— И снова ты видишь саму истину, — мужчина едва слышно усмехнулся. — Ты права, мои чувства к ним многогранны. Возможно, потому, что я был свидетелем их расцвета и стал непосредственным участником заката. И тоскую по временам… когда всё было чуть проще. Думаю, с возрастом чувство ностальгии становится присуще всем разумным созданиям и обостряется с прожитыми годами.
Он замолчал, а я вдруг отчетливо поняла, что просто хочу вдоволь насладиться обществом мужчины. Этим странным ощущением и чувством, что сейчас охватило меня в его объятиях.
Я всегда привыкла быть одна, решать самостоятельно свои проблемы, не прося помощи и поддержки. Мне нравилось быть сильной, решительной. Отстаивать свои мнения и убеждения. Подставлять плечо слабым, заботиться о других. Быть лидером. Мне никогда не хотелось стать слабой, маленькой, и чтобы за меня всё решали. Когда мужчина пытался доминировать в наших отношениях, то этим отталкивал меня, потому как я желала быть как минимум на равных. Я понимала, что мужчин это пугало, но ничего не могла с собой поделать. Да и не хотела. Потому что ощущала их слабость, отсутствие несгибаемого стержня и с легкостью забывала про несостоявшиеся отношения. И искала себе «удобного» спутника.