Я - Шарлотта Симмонс
Шрифт:
Беверли общалась с Шарлоттой явно лишь в силу необходимости. В том, что и как она говорила, не было ни малейшего намека на какой-либо энтузиазм, ни малейшего желания поделиться с другой девушкой, новой соседкой, приехавшей к тому же из другой части страны, своими переживаниями по поводу того приключения, которое им предстояло: четыре года учебы в прославленном университете. Обращаясь к Шарлотте, она говорила вроде бы дружелюбно, но совершенно определенно сохраняла дистанцию. Сразу было ясно: будучи девушкой воспитанной, она проявляет интерес — не более того. Например, когда Шарлотта вполне искренне сказала, что было бы очень здорово пройти указанный в дьюпонтском каталоге специальный интенсивный курс французского языка, Беверли заявила, что французы в наше время до того не любят американцев, что это просто витает в
Беверли не успела повесить в шкаф и разложить по ящикам комода и половины своих вещей, когда настало время спуститься на первый этаж на собрание первокурсников. В главном зале Эджертон-Хауза, называемом по старинной дьюпонтской (восходящей к британской) традиции Общим залом заседаний, собралось около двухсот парней и девушек. Зал действительно производил впечатление своими (опять-таки напоминающими о древности традиций) пропорциями и декором: высотой футов пятнадцать или шестнадцать, со сводчатым потолком и красивыми резными деревянными панелями на стенах. Шарлотта даже не могла припомнить, как называются все эти архитектурные и орнаментальные детали. По всему залу были расставлены большие, обитые коричневой кожей диваны и стулья с такими же сиденьями. Их было огромное количество, и все они были расставлены широким полукругом, занимая большую часть площади зала, пол которого, кстати, весь был покрыт целыми акрами восточных ковров. Некоторая часть стульев стояла в декоративных нишах вдоль стен, освещенных поразившими Шарлотту торшерами на кованых железных ножках и с обтянутыми пергаментом абажурами. Первокурсники, поселившиеся в Эджертон-Хаузе, явились на собрание в основном в шортах и теперь либо развалились на кожаных диванах и стульях, либо стояли позади этого полукруга в несколько рядов. Некоторые даже позволили себе небрежно усесться по краям тяжелых дубовых столов. Едва войдя в зал вместе с Шарлоттой, Беверли поспешила «затеряться в толпе», оставив соседку в одиночестве. Сама же она направилась к двум девушкам, с которыми явно была уже знакома. Ну и ладно… Шарлотта и так уже поняла, что с соседкой по комнате у нее нет ничего общего, и попытка таскаться за нею следом вряд ли что-нибудь изменит. Наоборот, оказавшись внезапно в самой гуще толпы незнакомых девушек и парней, Шарлотта даже почувствовала себя больше… в своей тарелке. Она внимательно наблюдала за своими будущими однокурсниками. Ничего пугающего она в них не обнаружила. Да и кого тут бояться? В своих шортах, шлепанцах и футболках они выглядели совершенно как дети-переростки. В общем, Шарлотта постаралась убедить себя в том, что все эти люди не слишком отличаются от нее, и им не меньше, чем ей, любопытно, ради чего их всех собрали в этом зале. И все они точно так же, как и она, в восторге от того, что у них начинается совершенно новая жизнь. Теперь, с этого самого момента, все они студенты, и не просто студенты какого-нибудь провинциального университета, а люди из Дьюпонта, что немедленно возвышало их над подавляющим большинством ровесников.
В центре зала лицом к первокурсникам стояла молодая женщина в джинсах и мужского покроя рубашке на пуговицах. Шарлотта была просто очарована ею. Та просто потрясающе уверенно держалась перед толпой из двух сотен абсолютно незнакомых людей. А еще она была очень красивая — причем эта красота проявлялась в ней небрежно, как бы сама собой. У женщины была спортивная фигура — а какие роскошные светлые волосы! Очень длинные и сильно вьющиеся, явно непослушные, они все же были должным образом причесаны и уложены. Незнакомка казалась Шарлотте просто воплощением университетского шика. Она представилась как старшекурсница и ассистент-воспитатель, отвечающий за общежитие Эджертон-Хауз. В ее обязанности входит помощь в решении любых возникающих вопросов. Первокурсники могут обращаться к ней по телефону, посылать письма по электронной почте или просто стучать в дверь в любое время. Зовут ее Эшли Даунс.
— Университет в наше время уже не пытается заменить собой родителей, — сказала она, — и я тоже не собираюсь этого делать. Вы взрослые люди и будете предоставлены сами себе. Но в университете и в нашем общежитии в частности существуют некоторые правила поведения — их немного, но они есть, и с моей стороны было бы медвежьей услугой сделать вид, что за их нарушение вам ничего не будет. Правило первое: в Эджертоне и во всех зданиях Малой площади запрещен алкоголь. Это относится не только к употреблению спиртных напитков в общественных местах, но и в ваших комнатах. Точка. Для многих из вас, разумеется, не будет сюрпризом, если я признаюсь, что алкоголь в университетском городке Дьюпонта имеется. — Она улыбнулась, и многие первокурсники понимающе засмеялись. — Но здесь, повторяю, этого быть не должно. Всем ясно? — Она опять улыбнулась. — Если кто-то из вас переживает по этому поводу, уверяю вас, что это не так уж страшно: ваша общественная жизнь от этого ничуть не пострадает.
Радости Шарлотты не было предела Вот это здорово! — подумала она В Спарте ей столько пришлось натерпеться, когда приходилось вечно уходить домой и сидеть над книгами или перед телевизором, лишь бы избежать общества вечно поддатых и от этого еще более отвратительных Чаннингов Ривзов и Реджин Кокс! По правде говоря, Шарлотта опасалась, что и здесь пьяные компании будут отравлять ей жизнь. О развеселой жизни студентов в колледжах и даже здесь, в Дьюпонте, ей много рассказывали. Ну что ж, кто как хочет, тот пусть так и отдыхает, главное, что она будет избавлена от общения с пьяными однокурсниками здесь, в здании, где им всем предстоит жить. Слава Богу. Шарлотта стала с удвоенным вниманием прислушиваться к словам ассистента-воспитателя в надежде, что та развеет и еще одно ее опасение…
К сожалению, оказалось, что собрание уже подошло к концу, и первокурсники потянулись к выходу из Общего зала заседаний, куда более оживленные и воодушевленные, чем когда пришли. Многие уже успели перезнакомиться и продолжали делать это прямо на ходу. Шарлотта осталась на месте, надеясь спросить Эшли Даунс кое о чем наедине. К сожалению, около десятка первокурсников уже собралось вокруг нее, а Шарлотте не хотелось задавать свой вопрос при посторонних. Она ждала… ждала… прошло пять минут, потом десять, и наконец девушка сдалась.
К тому времени, когда Шарлотта вернулась в комнату, Беверли успела вытащить откуда-то из коробки и установить на комоде большое зеркало на подставке с лампочками подсветки по краям. Услышав звук открывающейся двери, она обернулась. На ней были черные брюки и светло-сиреневая шелковая блузка без рукавов. Три или даже четыре верхние пуговицы на блузке были расстегнуты. Такой наряд, с одной стороны, выгодно подчеркивал загар Беверли, но с другой — выставлял напоказ ее тонкие, словно высушенные руки. Шарлотте она показалась похожей на разодетого в пух и прах аиста. Никакая косметика не могла ничего сделать с ее носом и подбородком. Наоборот, при накрашенных глазах и губах они стали казаться еще крупнее. Ногти Беверли уже успела намазать лаком персикового цвета; теперь ее длинные загорелые пальцы смотрелись просто великолепно.
— Я иду в ресторан с друзьями, — сообщила она, — и уже опаздываю. Так что все это барахло я уж потом разберу, когда вернусь. — Она махнула рукой в сторону груды сумок и коробок, занимавших едва ли не все свободное место в комнате.
Шарлотта просто онемела от изумления. Первый день в университете еще даже не закончился, а Беверли уже собирается куда-то в ресторан. Такого Шарлотта и представить себе не могла. Во-первых, она тут ни одной души не знает. А если бы даже и знала, что с того? На все непредвиденные расходы у нее было с собой пятьсот долларов — и это на весь семестр, на четыре с половиной месяца. Каждый день, включая выходные, она могла завтракать, обедать и ужинать в студенческой столовой. Это было включено в стипендию. Что же касается всего остального, то если не случится чуда и кто-нибудь куда-нибудь ее не пригласит, то сегодняшнее посещение «Шкворчащей сковородки» должно стать последним визитом в ресторан на долгое время вперед.
Беверли ушла. Шарлотта присела на краешек кровати, обхватила голову руками и задумалась. Сначала она по инерции разглядывала груду коробок и сумок, разбор которых Беверли оставила «на потом», затем ее взгляд устремился к окну, за которым уже начали сгущаться сумерки. Из коридора доносились голоса; ее соседи знакомились друг с другом, о чем-то говорили и много смеялись. Собрав наконец в кулак всю силу воли, Шарлотта направилась к двери. Ей предстояло одно очень важное дело, для чего нужно было перешагнуть через смущение и боязнь показаться глупой и отсталой. Эшли, ассистент-воспитатель, говорила, что заходить к ней можно в любое время, но не будет ли невежливо явиться к ней сразу же, буквально спустя час после общего собрания? Сомнения снова стали одолевать Шарлотту. Тем не менее она все-таки вышла в коридор. Или она спросит об этом сейчас, или — никогда.
Комната Эшли Даунс находилась на втором этаже. Проходя по коридору, Шарлотта едва увернулась от выскочившего из одной комнаты парня в шортах, без рубашки, который стремительно побежал вдоль по коридору, чуть не сбив Шарлотту с ног. В руках он держал маленький блокнот на пружинке-спирали, и при этом ему явно было смешно до слез, хотя он и оглядывался через плечо с притворным испугом на дверь, из которой только что выбежал. Задев Шарлотту, он на бегу произнес: «Ой, извини!», даже не взглянув на нее. Следом за ним из той же двери выскочила девушка в шортах и футболке, крича на весь коридор: