Я - Шерристянин
Шрифт:
– Планета Шерра лиловой звезды Па-Теюк проводит комплексные исследования по разведке разумной жизни в грандиозном районе Вселенной. Первый этап: засылка автоматических зондов в районы, предположительно благоприятные. У вас на планете выявлена разумная жизнь. Зонды здесь уже были, выяснено среди прочего, что планету вы называете Землей, а звезду Солнцем.
Голос монотонно бубнил, и каждое слово накрепко оседало в голове Мишы Стерженькова. Способность изумляться была им начисто потеряна, сейчас он воспринимал, и только. Голос продолжал бубнить:
– На Земле начинается второй этап исследований - разведка непосредственно, изнутри. Внешность землян и шерристян отлична друг от
Щелк! Все антенны одновременно втянулись в конструкцию, и она вновь стала похожа на черепаху. Потом на ней распахнулись какие-то створки, и на кронштейнах вперед выдвинулся небольшой сферический колпак ярко-желтого цвета. Колпак остановился на расстоянии нескольких сантиметров от Мишиной головы.
Голос вновь забубнил:
– Время, после которого происходит полная трансформация сознания,- одна сорок восьмая времени полного оборота планеты вокруг оси.
Мишей Стерженьковым все еще продолжало владеть оцепенение.
Колпак немного повертелся возле его головы, к чему-то примериваясь. Послышалось негромкое и протяжное гудение, потом кронштейны сложились, створки захлопнулись, и "черепаха" по наклонной плоскости вернулась на свое прежнее место.
Оцепенело Миша Стерженьков пронаблюдал, как поднялась наклонная плоскость, как вновь стали меняться цвета фантастического сооружения, как оно опять стало таять в воздухе и превратилось в ослепительную вспышку, после которой раздался густой, басовый звук, постепенно сходивший к комариному писку...
Все тише, тише, и вот звук угас совсем, и Миша Стерженьков один остался на берегу, все еще стоя на четвереньках. И когда прошло это состояние оцепенения, Миша обхватил голову руками, словно боялся, что она вот-вот расколется.
Потом он заметался по берегу, не зная, что делать, что предпринять.
И наконец Миша Стерженьков побежал прочь - побежал, забыв учебник и одеваясь на ходу, побежал без оглядки и совсем не спортивно, даже еще не зная толком, куда и зачем он бежит.
Похоже было, что Миша растерялся вконец... Ну, а как бы вы повели себя, уважаемый читатель, как бы повели себя, если бы это вам спустя полчаса предстояло стать инопланетянином среди людей, разведчиком далекой и загадочной планеты Шерра из системы лиловой звезды Па-Теюк?..
Глава вторая
Виктор Витальевич Ворошейкин все взвесил, все обдумал и сделал логическое умозаключение. Во всем, конечно, виновна была кошка Пенелопа. У кошки были отвратительные манеры и ужасающие привычки. Для нее не существовало ничего святого, и, уж во всяком случае, ей ничего не стоило забраться на письменный стол, чтобы утащить с него бесценный клочок бумаги, содержащий блистательную, неожиданно вспыхнувшую догадку о том, как именно древние эстуарцы обозначали в своих текстах глаголы. Догадка была важным научным событием, крупным шагом вперед в разгадке тайны эстуарского языка, замолчавшего тысячелетия назад, но вот явилась кошка Пенелопа, любимица Марьи Ивановны,
Отчаянно вытянувшись на полу и орудуя длинной щеткой, профессор попытался выгрести отвратительное животное из-под книжного шкафа, но кошка мгновенно шмыгнула в другой угол кабинета и теперь насмешливо смотрела на преследователя, уютно устроившись между египетской мумией и толстой кипою карфагенских свитков. Виктор Витальевич с досады даже всхлипнул и, расслабив на паркете тело, дал себе короткий отдых.
Звать на помощь жену было унизительно и недостойно. Некоторое время профессор сосредоточенно думал, потом он сделал вид, что не обращает больше на Пенелопу никакого внимания, и стал наблюдать за ней украдкой. Пенелопа подняла белоснежную лапку и стала ее тщательно вылизывать. Клочка бумаги с бесценными научными соображениями при кошке не было. Слегка удивившись, Виктор Витальевич заглянул под шкаф, но его не было и там. Однако виновным в пропаже не мог быть никто другой, кроме кошки (листочек только-только был под рукой), и Ворошейкин вынужден был с ней заговорить.
Отношения Пенелопы и Виктора Витальевича давно уже были сугубо официальны, профессор и кошка были между собой на "вы".
– Пенелопа,- сказал Ворошейкин укоризненно,- ах, как же это, все-таки, не слишком любезно. Если бы вы только могли отдавать себе отчет...
Профессор запнулся, потому что слово "отчет" тут же вызвало в его уме кое-какие ассоциации. Он поднялся с пола и, не теряя времени, поспешил к письменному столу, заваленному грудой книг, рукописей, писем и заметок. Было совершенно непонятно, как это он только мог забыть, что еще несколько дней назад надлежало отправить отчет об обнаруженной недавно еще одной эстуарской надписи в Лондонское общество эстуарологов. Новый образец загадочных этих письмен был открыт совершенно случайно - они украшали одну из древних ваз в музее им. Пушкина, и совсем недавно профессор Ворошейкин обратил на них наконец внимание. Известных науке образцов эстуарского письма найдено было пока лишь совсем немного, находка еще одного - большое событие. С трудом отыскав чистый лист бумаги, Виктор Витальевич быстро набросал несколько слов, перечел написанное, немного подумал и спохватился: писать надо было не по-французски, а, конечно же, по-английски. Зачеркнув написанное, он стал искать еще один чистый лист, чтобы на нем перейти на нужный язык, и в этот момент в прихожей раздался длинный, настойчивый, пожарный какой-то звонок, а вслед за ним голоса - жены и чей-то еще, может быть, знакомый, а может, и нет, голос настойчивый, сбивающийся, чем-то обеспокоенный.
Рука профессора замерла на полпути. На столе перед ним лежал тот самый клочок бумаги, на котором были набросаны драгоценные предположения о глаголах древних эстуарцев. Ворошейкин радостно засмеялся и виновато взглянул на Пенелопу. Секунду спустя он уже восторженно перечитывал свои записи вслух.
Да, конечно! Предположение было верным, абсолютно справедливым! С этим согласится каждый, кто только ознакомится с ходом рассуждений, которые вели к этой догадке. Сомнений в этом быть не могло...
– Витя,- виновато раздался в кабинете голос жены,- вот мальчик, наш сосед... Я никак не хотела, я знаю, ты работаешь... Но у него что-то, он говорит, исключительное, он о чем-то хочет поговорить с тобой как с ученым. Я никак не могу... Какие-то планеты, звезды, космические пришельцы... Я ничего не понимаю... Он... у него даже, знаешь, беспорядок в одежде...
Виктор Витальевич Ворошейкин восторженно повернулся на стуле. Беспорядок в одежде посетителя был, точно. Профессор отметил это автоматически, потому что мысль уже торопила дальше.