Я смотрю хоккей
Шрифт:
— Мы, конечно, во всех матчах на тебя не рассчитываем, но в трудную минуту ты нам помоги. Я тебе, если что, позвоню.
Они уехали в Ленинград, а я остался в Москве. Занимался, отдыхал. Когда команда вернулась, я пошел на тренировку. «Просто так, для себя». Играл на тренировке в четвертой тройке. Потом наступило это самое «если что» — полуфинальный матч на приз газеты «Советский спорт» с «Локомотивом». Я сыграл здорово: забил два гола сам, дал Женьке пас, и он забросил шайбу в пустые ворота. Я чувствовал себя счастливым. Затем был финальный матч с ЦСКА — на приз «Советского спорта», за ним другой — на первенство страны, затем каждое очко стало для «Спартака» на
Что там притворяться, уходя, я и сам втайне отлично сознавал, что это попытка с негодными средствами. Я знал, что никуда от хоккея и от «Спартака» мне уже не деться.
Я пишу эти строки летом, когда у хоккеистов каникулы. Сейчас самая пора принимать очередное решение. Но я уже сдался. Я спокойно жду первой тренировки. Вот-вот начнется мой четырнадцатый сезон в команде мастеров «Спартака». Моя научная карьера не начнется уже никогда. И честное слово, мысль эта не вызывает во мне ни тени грусти.
Мне осталось играть недолго: я один из самых взрослых (не хочется говорить — старых) игроков в классе А. Но из хоккея я, уверен, не уйду. Буду тренировать, может быть, судить, обязательно — играть. Не во Дворце спорта, так на «Ширяевке», не за «вторую клубную», так за ветеранов.
Свой четырнадцатый сезон я закончил досрочно. Теперь я тренер «Спартака». Но играть, как и предполагал, продолжаю. Пока за первую клубную. Наверное, будут и вторая, и ветераны.
Я часто слышу сострадательные речи о том, что вот, мол, бедняги хоккеисты, поскольку нет у них условий для учебы, что надо придумать для них какие-то специальные летние вузы, обеспечить возможность получать образование каким-то иным путем, чем получают его все прочие молодые люди.
Я не верю в искусственные пути. О своем будущем человек должен думать сам. Никто не сделает это вместо него. Конечно, быть большим спортсменом и одновременно учиться нелегко. Но разве в жизни что-нибудь дается легко? Разве легко поднимать на вытянутые руки двухсоткилограммовую штангу, или пробегать за десять секунд стометровку, или забивать голы Мартину, или не давать забивать голы Фирсову, или обводить Давыдова? Мы же мужественные и сильные люди на площадке. Что же мешает нам быть такими же и за ее пределами?
День седьмой
STOCKHOLM
Мы проиграли. Как и в прошлом году в Гренобле, проиграли сборной Чехословакии. Представляю себе самочувствие наших ребят.
Наверное, как тогда, в Гренобле, молча приехали в гостиницу. Ни у кого нет сил ни говорить, ни думать, ни двигаться. Единственное желание каждого — чтобы тебя оставили в покое. Сидеть бы так и сидеть, ничего не видя и не слыша.
Помню отлично тот вечер.
Спускаюсь вниз, к полю, и вдоль борта иду в раздевалку. По дороге ловлю себя на том, что все внутри у меня неприятно подрагивает и я то и дело потираю руку об руку. Это у меня признак крайнего волнения. Состояние это я ужасно не люблю, но избавиться от него нельзя, пока не выйдешь на поле. Да, но сегодня выйти на поле мне не придется…
В раздевалке гробовая тишина. Все встают почти одновременно, чтобы идти на разминку.
— Размяться как следует, — напутствует ребят Тарасов.
Сразу ясно, что сегодня придется трудно как никогда. Едва наши появились на поле, откуда-то сверху раздается истошный свист. Свист этот поддерживают в разных углах зала. И тут же несколько выстрелов из пугачей. Найти стреляющего нетрудно — над ним взвивается легкий дымок. У нас бы стрелка немедленно выдворили из зала, да еще бы тут же десять суток
Разминка окончена. Когда вхожу в раздевалку, ребята уже там. Сейчас вызовут на поле снова, теперь на игру. Чернышев напоминает:
— Сразу — бурный темп. Подавить на первых же минутах. Начинают спартаковцы. Помните — силовое давление по всему полю..
Ребята поднимаются с лавок. Старшинов выходит из раздевалки первым — таков обычай: капитана пропускать вперед, за ним потянутся все остальные…
Вдруг дверь отворяется, в ней появляется служитель и просит нас подождать. На поле что-то неисправно, и матч задерживается на две минуты. Задержка продолжается не две минуты, а все пять. И я, да, уверен, не только я, но и все, кто был в Гренобле, вспоминают, как там тоже наш матч с Чехословакией начался с опозданием. Там игра задержалась на полчаса. Тогда мы проиграли… Плохая примета. Эта мысль наверняка промелькнула у всех, хоть никто и не высказал ее вслух: спортсмены — народ суеверный.
Наконец можно выходить. Весь аккомпанемент, сопутствовавший разминке, повторяется, только в десять раз сильнее.
Начинают наши, спартаковцы, и уже к исходу первой минуты Зимин отправляется на скамейку штрафников. Две минуты нам предстоит играть вчетвером. Дебют явно не удался. Бывает, что и штраф идет на пользу. Волнения отходят на второй план: почувствовав опасность, команда по-деловому берется за работу. Но сейчас так не получается. Предстартовая лихорадка, бившая ребят в раздевалке и подогретая атмосферой в зале, не унимается. Численное равенство восстановлено, но игра по-прежнему не клеится. Особенно впереди. Ни одной комбинации, ни одного разумного паса, ни одной реальной угрозы.
Еще одно удаление. Всего в первом периоде их было три — непомерно много для такого матча. Они совершенно выбивают команду из ритма. Одни все время на поле и чрезмерно устают, другие перегорают на скамейке. Хорошо еще Зингер выручает. Пока наш вратарь стоит безупречно. Но когда сразу двое наших попадают на скамейку штрафников, и он ничего не может поделать. Сухи, которому никто не успевает помешать, сильнейшим ударом в верхний угол открывает счет.
В хоккее один пропущенный гол, да еще в первом периоде, когда времени впереди много, не страшен. Но у нас очень уж много новичков; чувство ответственности и боязнь проиграть и без того гнут их к земле, а тут еще гол. Чтобы не рисковать, тренеры почти не выпускают молодых защитников Поладьева и Лутченко. И наши практически обороняются втроем. У Кузькина травма. Уж лучше бы у кого-нибудь другого. Виктор всегда здорово играет с командой Чехословакии. Он осмотрительный, умеет завязать игру, если надо, подержит шайбу.
А команда Чехословакии играет очень хорошо. Чувствуется, ребята настроились на игру здорово. Переигрывают нас нашим же оружием. Обычно их подавляет уверенность советской команды в своих силах, какая-то наша непоколебимость. А сейчас все наоборот. Психологическое превосходство на их стороне. И в единоборствах, в борьбе один на один они то и дело нас побеждают. И такого прежде не было никогда.
В перерывах тренеры говорят об этом ребятам, просят играть жестче, успокаивают: «Один гол — фора маленькая, отыграемся».