Я – собака Диоген
Шрифт:
– Простите, отец, я совсем этого не знал, – сказал упавшим голосом "царь всех богов".
– А что о нас подумают люди? Тебе, баранья бестолочь, это не пришло в голову?
– Если бы я знал об этом заранее, то никогда бы не сделал этой глупости. Простите меня, отец.
– Мало я тебя драл в детстве розгами. Люди нам делают одолжение, а ты тут же похищаешь их души, круглорогая скотина.
– Извини, отец, больше не буду. Прародитель Птах подошел к столу и сгреб все деньги себе в миску и высыпал за пазуху, затем бережно двумя пальцами за кончики хвостов приподнял извивающиеся души философов над столом и объявил:
– Чтобы завтра же вернули их хозяевам.
– А одну душу уже проглотил Тот, – доложила старцу его молодая супруга.
Ее замечание опять привело старца в яростное состояние духа.
– Как ты посмел, наглец, съесть душу человека, от которого получил милость?
– Но я ее выиграл у вашего сына, – нагло заявил Тот, – и она по праву принадлежит мне.
– А ну-ка живо марш в туалет, и чтобы через пять минут его душа оказалась у меня на столе. Понял?
Старец огрел посохом своего сына Амона, после чего Тот уже не осмелился вступать с ним в спор и быстро скрылся в коридоре, ведущем в совмещенный санузел.
– И не возвращайся, покуда не добудешь из себя эту душу, – орал ему вслед грозный старец.
За столом царило гробовое молчание.
– Что это еще за новости? Какие имена вы себе напридумывали? – обратился Птах к оставшимся. – Что это еще за Тотищев? Это тот придурок, который блюет сейчас в туалете? Так он – Тот, а не Тотищев, так и передайте этому дерьму. А ты, значит, Баталии, бычья твоя душа? А кто мою жену окрестил Бюстмарк? Если хоть раз еще услышу эти клички, всем поотрываю уши. Совсем перепоясались, всякий страх потеряли.
Боги притихли, сидели, не поднимая глаз от стола.
– Ну, что там этот Тот, дерьмо на палочке? Что делает в туалете? Скоро он там еще? Долго мне ждать его? Ну-ка сходи, посмотри.
Бог Амон сорвался с места и исчез в коридоре.
– Как он там? Получается у него? – крикнул старец через некоторое время в его сторону.
– Нет, – ответил Амон виноватым голосом, докладывая. – Никак не может ее исторгнуть из себя. Не идет душа слепого ни туда, ни сюда, застряла в нем крепко. Он и пыжится и выворачивает себя наизнанку, но все напрасно. Может быть, она уже переварилась в его желудке?
– Пусть только попробует не принести ее мне, я обломаю всю трость об его спину. Так и передай ему.
Через некоторое время бледный Тот появился из туалета, между пальцами он держал омытую душу слепого поэта, которая от страха сжалась в комочек. Каким путем он извлек ее – этого уже никто у него не допытывался.
– Прекрасно, – воскликнул старец, получая из рук в руки душу слепого, – это будет для тебя хорошим уроком, впредь на чужой каравай рот не разевай.
Птах бережно сложил все три души философов в носовой платок, завернул их и спрятал у себя за пазухой.
– Завтра верну их им лично, – объявил он. – Ну а сейчас время позднее, прошу всех разойтись по домам.
Боги, не мешкая, поспешно стали откланиваться. Первым выскочил в прихожую собачий бог Анубис, увидев Диогена, поспешно заговорил:
– Извини, брат, не удалось поболтать. Сам видишь, какая катавасия получилась, давай быстрее уносить отсюда ноги. Тебе куда? Ах да, нужно отправить тебя к твоему хозяину? Ты уж не серчай на меня, дорогой. В следующий раз непременно пообщаемся, а сейчас, прощай.
Не успел еще Диоген ему ничего ответить, как его понесло сквозь стены в другой город. Так неудачно окончилась первая попытка Диогена поближе познакомиться со своим богом.
6. Беседа мудрецов на кухне
Так посмеялся Кронид, и ему отвечает Афина:
"Нет, мой отец, никогда я мышам на подмогу не стану,
Даже и в лютой беде их: от них потерпела я много:
Масло лампадное лижут и вечно венки мои портят,
И еще горшей обидою сердце мое уязвили:
Новенький плащ мне прогрызли, который сама я, трудяся,
Выткала тонким утком и основу пряла столь усердно.
Дыр понаделали множество, и за заплаты починщик
Плату великую просит, а это богам всего хуже.
Да и за нитки еще я должна, расплатиться же нечем.
Так вот с мышатами…"
Пигрет (VI-V вв. до н. э.)
"Батрахомиомахия" ("Война лягушек и мышей").
Около двух часов дня на кухне у слепого Гомера собралась вся обездушенная троица философов. Хозяин квартиры поил гостей чаем. Из открытого окна с пятого этажа хорошо просматривалась часть набережной и торец гостиницы "Интурист". Кучка иностранцев, собирающаяся отбыть автобусом на экскурсию, еще прогуливалась перед гостиницей и по набережной, где их ловили проститутки-одиночки и при помощи жестов пытались договориться об обслуживании в номерах на вечер или даже всю ночь за очень умеренную цену. Глядя на эту мирную сцену, Грек-философ заметил:
– И что людям не сидится дома, что их гонит в такую даль?
– Ты это о туристах? – спросил слепой Гомер. – Через окно я частенько слушаю их иностранную речь. Кого только здесь не бывает: японцы, немцы, французы, итальянцы. Вот только греков мне ни разу не приходилось слышать.
– Греки сидят дома, – ответил Нивос Родеф. – У них прекрасная страна – сущий рай на земле, нужно быть безумцем, чтобы с Эгейского моря тащиться куда-то в далекую Сибирь к чертям на кулички, да еще летом.