Я – Спартак! Битва за Рим

Атамашкин Валерий Владимирович

Первым пришел в себя Тирн.

– Ты прав, каннские шлюхи и вино вскружили нам голову! – прошептал он.

– Хорошо, что ты это понимаешь! – Я спрятал лицо в ладонях, сосредоточился. – Повторюсь, нас слишком мало, римлянам нечего противопоставить, вот то главное, что я хочу вам донести. Красса и Лукулла не остановят наши стены, а мы не сдержим их легионы, если будем сидеть сложа руки.

– Что исправит появление невольников с латифундий? – недоверчиво спросил Рут.

– Дай мне карту, – попросил я.

Гопломах развернул на столе карту полуострова, я подозвал гладиаторов. Широкие апулийские просторы с севера омывались водами Адриатического моря,

на востоке граничили с Калабрией, на юге с Луканией, а на западе с Самнием, Кампанией и Умбрией. Регион славился громадного размера пастбищами для выпаса скота и землями, на которых выращивали лучший на Апеннинах хлеб. Апулию издревле населяли мессапы, педикулы и певцеты, народы, долгое время сопротивляющиеся романизации, помнящие римскую несправедливость. Именно эти италийские племена помогали нам противостоять Республике, на их землях возникли первые латифундии в Апулии. На карте, лежавшей на столе, латифундии были обведены линиями. Я провел несколько часов, чтобы рассчитать примерные расстояния, разделяющие наш лагерь и виллы латифундистов, но время не было потрачено попусту, это стоило того. Мой палец остановился на точке, неподалеку от Канн и устья реки, в том месте, где мы остановились лагерем.

– Наш лагерь, – кивнул Рут, озадаченно растирая испарину, выступившую на лбу.

– Все верно, – согласился я.

– Рядом с Тарентом и Каннами целая куча римских латифундий, на которых еще трудятся невольники, – заметил Лукор, с любопытством рассматривая карту своим единственным глазом.

– Тебе что-то известно о них?

– Не думаю, что мне известно больше твоего, Спартак, но скажу, что это типичные римские угодья, – Лукор начал загибать пальцы. – Вилла, поля, охрана, куча невольников.

– Бывал там? – поинтересовался я.

– Бывать не бывал, но слышать слышал, – заверил кельт и оскалился. – В одно из таких мест попал мой соплеменник, я оказался на арене цирка, а он попал в поля. Рабам там приходится не сладко, как-то так.

– Не сладко? – возмутился Аниций. – Хозяин ценит жизнь свиньи выше человеческой жизни! На полях умер мой брат… – гладиатор не договорил, запнулся.

– За что на поля угодил твой брат? – спросил Рут.

Аниций поежился, возможно, припоминая какие-то свои переживания, тут же отразившиеся на его лице. Он ответил гопломаху таким взглядом, что задавать вопросы перехотелось. Впрочем, я без того знал, что на латифундии попадали в основном те, кто совершил страшные преступления, включая убийство и изнасилование. Вряд ли брат Аниция был исключением из этого правила. Рут повернулся ко мне.

– Люди там быстро гибнут, а выжившие превращаются в дикарей, у которых остается мало чего человеческого. Но винить их за это ни я, ни ты не имеем никакого права. Лукор прав, для раба это самая незавидная участь, – пояснил он.

Мои обрывчатые знания о латифундиях целиком складывались из разговоров, которые мне доводилось слышать в лагере. Услышанного тогда и теперь хватило, чтобы понять – рабам на латифундиях приходилось не сладко. Доминусы относились к невольникам как к производственному инвентарю и обращались с ними как с вещью. У человека на латифундии не было личного времени. Если раб не спал, он работал, что было золотым правилом римского латифундиста, распоряжавшегося десятками, а то и сотнями рабов единовременно. Латифундисты боялись, что будь у раба свободное время, и в голову невольника обязательно придут дурные мысли, потому раба следовало чем-то занять. Подход римлян выжимал из людей, попавших к ним в рабство, все жизненные соки. Пахота в поле, подсобные работы, сбор урожая, все это за короткий срок превращало молодого, полного сил мужчину в дряхлого старика. Доля раба-латифундиста, если речь не шла о вилике-управленце, была самой страшной из всех. Даже гладиаторы, постоянно доказывающие свое право жить перед многотысячной возбужденной толпой, имели шанс выжить и обрести свободу, получив в бою рудий. Шанс раба с латифундии виделся в избавлении от мук посредством скорейшей смерти. Но и трудился в полях самый настоящий сброд. Как бы то ни было, в дальнейшем мне стоило узнать об этих местах подробнее. Мой палец заскользил по карте, к Гидрунтуму, городу-порту в самой восточной части Калабрии на побережье Адриатического моря.

– Что мы знаем сейчас? Здесь Лукулл высадился, форсировал переход к Аппиевой дороге, где встал лагерем неподалеку от Тарента. Известно, что он готовится к выступлению, которое может произойти в любой миг, – палец скользнул в другой конец карты. – Красс с легионами стоит у стен Рима и решает там свои одному ему известные задачи. Мы понятия не имеем, когда они захотят выступать, ошибочно было бы считать, что они не знают, как обстоят дела в нашем лагере!

– За это могу ручаться, мы ловили разведчиков, Спартак, – подтвердил гопломах. – Вот только всех не переловишь, увы!

Я одарил его улыбкой в ответ. Контрразведка работала без нареканий, мы не раз ловили римских разведчиков неподалеку от наших стен. Однако, Рут был прав, вести о нашем местоположении и план лагеря давно лежали на столе обоих римских полководцев. Лукулл и Красс лезли из кожи вон, дабы получить подобные сведения, и не жалели на это ни сил, ни денег, ни жизней своих людей.

– Важно другое, – продолжил я. – Мы понятия не имеем, что римляне предпримут дальше, тогда как наши действия для них кажутся очевидными!

– Подробнее, Спартак, – попросил Тирн.

– Вполне логично, что если мы выстроили лагерь с прочным гарнизоном, то именно отсюда захотим принять бой? – я приподнял бровь, ожидая реакции молодого галла.

Тирн охотно кивнул, соглашаясь с моими словами.

– Оба полагают, что мы готовимся к осаде, и даже вы на начало совета были уверены в этом на все сто! Ты, Рут, или ты, Тирн, не вы ли думали, что мы запремся в лагере и примем неравный бой? – я усмехнулся. – В их руках право ударить первыми, тогда как мы лишены всякого маневра! Тебя это устраивает, Аниций? А тебя, Лукор?

Гладиаторы промолчали, превратившись во внимание.

– Это никого не устраивает, – заверил Тирн. – Что ты предлагаешь?

– Ты невнимательно слушал, галл, Спартак сказал, что для победы мы приведем в лагерь невольников с латифундий! – заверил Рут, я уловил нотку раздражения в его словах. Похоже, гопломах все еще не верил, что с помощью латифундийских рабов мы сможем уравнять наши шансы в сражении с римлянами.

– Я слушал внимательно, – Тирн нахмурился, молодому галлу пришлось не по душе замечание гопломаха. – В отличие от тебя, Рут, я всегда слушаю внимательно!

– Не время для споров! – пресек я спор гладиаторов, готовый перерасти в конфликт. – Я действительно собираюсь привести в лагерь невольников, вот только нас с вами в лагере уже не будет!

– Как так? – Лукор от удивления подпрыгнул на месте.

– Что ты имеешь ввиду? – насторожился Рут, тут же позабыв об обидном выпаде молодого галла.

– Покинуть лагерь? – удивился Тирн.

– Кто останется в лагере? – спросил Аниций.

Я дождался, когда вопросы полководцев иссякнут, и продолжил.