Я стала женой злодея
Шрифт:
Разум, опрокидывая стопку за стопкой, кое-как пытался переварить услышанное, что бы выдать хоть какую-нибудь адекватную реакцию, а мужчина, сводя на нет все его попытки, провел пальцем по тыльной стороне мой ладони, а затем, не отпуская моего взгляда, прижал мои костяшки к своим губам. Словно этим касанием он хотел стереть прикосновение другого мужчины.
О-господи-ты-боже-мой… Сердце вдребезги. У меня сейчас либо кровь носом пойдет, либо я тут просто умру от перенапряжения.
Я сглотнула.
— Ридрих… — только и смогла выдавить
Другая его рука легла на мою щеку, прошлась по кончику носа, едва задела губы, и он с шумом втянул в себя воздух и резко отстранился, забирая с собой аромат шафрана, который мне тут же захотелось ощутить снова, и вернуть себе тепло его ладони и прикосновение твердых губ.
Но мужчина уже одарил меня последним долгим взглядом и направился к двери, которая вела во двор, где нас уже должен был ждать провинившийся рыцарь. И пока похмельный разум кое-как пытался привести в чувство размозженное сердце, я буквально на пару мгновений прикрыла глаза и прижала ладонь к груди, ощущая сумасшедше учащенное биение.
Еще пара таких выходок, хороший мой, и я прокрадусь к тебе в спальню и дальше уже за себя не ручаюсь, ясно тебе?!
— Азалия, — позвал меня холодный голос.
— Иду, — шепнула я, покрепче сжала плеть и двинулась во двор.
***
Меня мутило. Одна половина моих сил уходила на то, чтобы сдержать дрожь в руке, вновь и вновь замахивающейся для удара. А вторая - на то, чтобы не показать внешне, насколько тяжело мне давался каждый щелчок взмывающей в воздух плети.
Внутри я боролась с тошнотой и чувством вины, а ощущала себя так, словно это я была привязана к столбу на глазах у слуг и рыцарей, и это меня безжалостно хлестали, рассекая спину в мясо. Моя собственная кожа горела и ныла.
— Семнадцать… — слабо выговорил рыцарь, которому было велено считать каждый удар, что бы он не отключался.
«О, Боги… Пусть это побыстрее закончится… Только бы это скорее закончилось… Осталось всего три…» — молила я высшие силы.
Во дворе стояла просто могильная тишина. Слуги в страхе наблюдали за тем, как я секу рыцаря. На это «представление» вышел посмотреть едва ли не каждый обитатель дворца, а тем, кому не хватило место в первом ряду, наблюдали из окон.
Сначала их взгляды меня напрягали. Когда несколько десятков человек смотрят на тебя, как на чудовище, это ощущается… Странным. Но сейчас мне уже было все равно. Если я ослаблю контроль над собой хоть на мгновение, меня тут же вывернет наизнанку. А я предпочитала не демонстрировать толпе содержимого моего желудка.
И конечно, был еще Ридрих, который цепким взглядом сопровождал каждый мой удар, не отводя черных глаз ни на мгновение. И вот от него мое состояние скрыть явно не удалось. Я знала это. Он слишком хорошо меня понимал, что бы не отличить, где я действительно была спокойной и безразличной, а где делала вид, что таковой являлась.
— Двадцать… — произнес рыцарь, и я остановилась.
Впервые с того момента, как Ридрих подарил мне плеть, я была бы рада отбросить ее подальше, как ядовитую змею. Хотелось просто закрыть глаза ладошками и убежать, поджав хвост, как трусливый заяц. Но вместо этого, я собрала остатки своих сил, сжала оружие, посмотрела на «дело рук своих» и холодно велела ожидающим позади воинам:
— Отведите его в лазарет. Наказание закончено.
И пока мужчины подхватывали ослабевшего рыцаря, я с деланным безразличием скрутила плеть, стиснула ее настолько сильно, что пальцам стало больно, а потом обвела взглядом двор.
— Чего столпились? У вас дел нет?! — прикрикнула я на слуг.
Все тут же засуетились и бросились к дверям, словно боясь попасть под горячую руку. А я невидящим взором смотрела вперед, чувствуя как шум от людей начинает давить на уши, а ощущение тошноты становится почти непреодолимым.
Еще немного. Еще чуть-чуть.
И вот когда двор, наконец, опустел, я медленно выдохнула, разжала пальцы, роняя плеть, а затем ноги подкосились, и я осела на землю. Перед глазами вспыхнула спина рыцаря, и мой живот скрутил спазм.
О, Боги…
Я зажмурилась и прижала дрожащую ладонь ко рту.
А ведь Ридрих все еще был здесь… Но, кажется, впервые мне было наплевать, что он обо мне подумает, посмотрит ли с презрением или назовет слабой и ничтожной.
Что-то произошло. Внутри что-то с треском сломалось. Эта порка была словно последним ударом тарана по пошедшей трещинами крепостной стене моего спокойствия. И стоило ей рухнуть, как все тщательно скрываемые эмоции тут же накрыли меня с головой: страх и неуверенность в происходящем, чувство вины и сожаления и еще целый коктейль безумных разрушающих меня чувств.
В это мгновение я почувствовала себя полностью подавленной и разгромленной. Низко опустив голову я ощутила, как в горле вырос царапающийся ком размером с целую планету, а грудь сдавило болью.
Я до боли зажмурила глаза и сглотнула рвущийся наружу всхлип. Нельзя. Нельзя плакать. Но эмоциям было абсолютно все равно на какие-то там запреты. Для них не существовало слов: «нельзя» или «не вовремя». Они накатывали смертоносным цунами, когда выбора уже не оставалось.
С губ сорвался всхлип.
— Поднимайся, — услышала я холодный приказ Ридриха.
Горло сдавили эмоции, и я лишь опустила голову ниже, ощущая, как первые слезы начинают течь по щекам. И они словно прорвали плотину, потому что остановиться я уже больше не смогла. Я захлебывалась во всхлипах, сотрясаясь всем телом и впиваясь пальцами в свои ладони.
— Азалия… — произнес мужчина своим извечным тоном, который предостерегал меня от глупостей.
Глупость… Что ж… Разрыдаться во дворе после того, как выпорола рыцаря, да еще и на глазах у мужчины, который ненавидел слабость и слезы, пожалуй, и правда было верхом глупости. Вот, только ничего поделать я с собой не могла.