Я стала женой злодея
Шрифт:
Сейчас этого мне было достаточно.
ГЛАВА XV
Храмы Иргейса отличались от имперских. Если строение наших было воздушным, летящим и белоснежным, а на территории часто располагались прекрасные сады, где можно было помолиться и прийти в гармонию с собой, то церкви в покоренном королевстве скорее напоминали тюрьмы.
Мрачные серые камни, высокие шпили башен в готическом стиле, да и служители были одеты в черное, встретив нас с отцом, как стая ворон. Странный контраст, учитывая,
На наш приезд «хранители», как назвал их отец, отреагировали двояко. Лендриса они вроде бы еще и поприветствовали должным образом, низко ему поклонившись и просив благословить. А вот мне так и сказали: «Мы не считаем тебя Святой. Возлежащая на ложе с Дьяволом не может носить нимба».
Не сказать, что бы я обиделась, или меня это как-то задело. Давайте откровенно, быть Святой у меня получалось из рук вон плохо, да я никогда особо и не хотела этот сан. Скорее работала в условиях вынужденной необходимости.
Но вот то, что мне уже приписали в графу заслуг «возлежание на ложе с Дьяволом» заставило задуматься. Правда совершенно о другом. Ведь если даже служители церкви далекие от мирской жизни и плотских утех решили, что все у нас Ридрихом уже было, то чего я, собственно, мнусь? Может, уже пора взять дело в хрупкие женские ручки и соблазнить своего злодея?
Вообще, странно, что на этом дело встало… Учитывая, сколько ночей мой ненаглядный проводил со своими пассиями, аппетит у него будь здоров. А значит, что? Значит, он себя сдерживал. И не просто сдерживал, а буквально заточил в титановой клетке под сотней миллиардов замков и стегал себя шипастым кнутом за каждый жест или прикосновение, выходящее за грань. И это, господа, уже не дело.
Именно такими, совершенно не подходящими для святой обители мыслями был полон мой разум, пока мы с отцом шли за хранителем в черном балахоне к «сердцу» храма. В узком, рассчитанном на одного человека коридоре раздавался лишь звук наших шагов. Все предпочитали хранить молчание.
Но, наконец, коридор уперся в высокую дверь с металлическими затвором. Служитель загремел связкой ключей, послышался звук щелчка, с которым открылся замок, а следом - скрип отворяемой створки.
— Здесь хранятся древние записи, — безучастно проговорил хранитель.
Первым в проход вошел отец, я - следом. И открывшаяся перед нами картина привела меня к неутешительному выводу - в храм нам придется сделать не одно ходку. Круглое помещение было небольшим, быть может метров пять в диаметре. Но и в высоту оно было тоже этажей пять, а в стенах не было ни единого пустого кирпичика, который был бы не загорожен шкафами, доверху набитыми свитками.
Прищурившись, я осматривала фронт работы.
Конечно, было бы разумнее остаться в храме с ночевкой, чем каждый день мотаться туда-обратно, но нарушать данное Ридриху обещание не хотелось тем более.
— Есть предположение, откуда лучше начать? — не слишком надеясь на положительный ответ, уточнила я.
— Нужно понять порядок, — ответил отец. — Самые старые записи лежат либо на верхнем этаже, а новые - внизу, либо наоборот.
Я кивнула, подошла к ближайшему шкафу и, осторожно вытащив свиток из стопки других, развернула рулон. Меня в первую очередь интересовала дата, и, пробежавшись взглядом по нижним строчкам, я изрекла:
— Похоже, внизу все же находятся более поздние записи.
— Значит, нам наверх, — улыбнулся мне Лендрис и первым направился на винтовую лестницу. — Искать нужно свитки датированные не позднее сотого года.
Но сказать было намного проще, чем сделать. У нас не было четкого понимания, какие именно записи были нужны, а потому просматривать приходилось буквально все кряду. Уже через пару часов моя голова забилось целым ворохом совершенно ненужной информации.
Святые фиксировали буквально все начиная от любопытных вещей вроде, какое божественное воплощение они призвали для лечения той или иной раны, или как достигали духовного просветления, до совершенно лишней информации по типу - какой был приход в церкви, размеров пожертвований, или какой правитель сидел на троне, кем была его супруга, и насколько кровопролитными были войны.
В какой-то момент мой желудок жалобно забурчал, задетый в самых лучших чувствах тем, что про него забыли. Лендрис тут же оторвался от своего свитка, бросил на меня понимающий взгляд и произнес:
— Я пойду уточню у хранителей насчет обеда.
Я тоже отложила свою бумажку, потерла глаза и с усмешкой спросила:
— Они меня часом не отравят?
— Азалия, — мягко, но строго осадил меня отец. — Они лишь верно служат богу и чтят его законы и заповеди. А их отношение к тебе - результат твоих поступков и выборов.
— В заповедях говорится: «Не отвернись и от последней блудницы и прояви милосердие к ней», — проговорила я, встречая взгляд отца. — Ты ведь сам меня этому учил.
— Я также учил тебя, что не нам судить людей. Над всеми нами есть главный судья, и ему известно поболее нашего, — ответил отец, но на его губах появилась улыбка.
Похоже ему бальзамом на душу пролилось то, что я запомнила святые тексты.
Я задумчиво смотрела ему в спину, пока он шел к лестнице, но все же спросила:
— Ты поэтому не осуждаешь меня за отношения с сейром Абенаж? Думаешь, что не тебе судить?
Отец остановился.
— У судьбы свои дороги, — произнес он. — Никто не ведает, чем все закончится.
И с этими словами мужчина скрылся из виду, исчезнув за перегородкой лестницы.
Никто не ведает, чем все закончится, да?
Это не помогало. Совсем не помогало.
Откуда-то вдруг пришло ощущение, словно на шею мне накинули удавку и стали медленно стягивать ее концы. В груди все сдавило, а ощущение угрозы стало буквально осязаемым. Я прошлась безнадежным взглядом по стопкам свитков и на краткий миг мной завладело отчаяние.