Я свидетельствую перед миром
Шрифт:
Псевдоним Ян Карский присвоило Витольду лондонское правительство, когда летом 1942 года он готовился, по поручении главы Делегатуры Сирила Ратайского и лидеров политических партий, к крайне рискованной поездке в Лондон в качестве посланца внутреннего гражданского Сопротивления.
В 1987 году Ян Карский пересказал своему биографу Станиславу М. Янковскому разговор, который состоялся у него с Ратайским незадолго до отъезда в Лондон:
— Я хочу попросить вас встретиться перед отъездом с представителями еврейских организаций. Вы сможете это сделать?
— Разумеется, пан делегат.
— Вы повезете в Лондон поручения от политических партий. Они к этим партиям не принадлежат, но они тоже польские граждане. И надо выслушать их, если они хотят что-то
О том, что последовало дальше, рассказано в незабываемой главе «Гетто», которая начинается со встречи курьера с одним из руководителей еврейской социалистической партии Бунд Леоном Фейнером и одним из лидеров сионистов. Это была официальная часть его «еврейской миссии»: запомнить и передать по назначению вопросы еврейской общины правительству и ее наказы двум представителям еврейского меньшинства в лондонском Национальном совете: адвокату Игнатию Шварцбарту и рабочему-бундовцу Шмулю Зигельбойму. Карский знал, что еврейская секция бюро информации АК уже собрала и микрофильмировала все документы, которые подтверждали преступления, творящиеся в варшавском гетто, и акции по уничтожению евреев, начавшиеся в Треблинке, Белжеце, Собиборе. В Лондоне и Нью-Йорке считали информацию об этих зверствах преувеличенной. Поэтому Ян Карский согласился дополнить официальную часть добровольной ролью очевидца, понимая, что это может стоить ему жизни. Зато он получит право говорить о том, что видел собственными глазами, и просить ускорить помощь.
Драгоценные микрофильмы, которые он привез в Париж запаянными в обычный ключ, попали в Лондон 17 ноября 1942 года. А 28 ноября, когда в Лондон прибыл сам курьер, польские власти заверили его: первый двухстраничный доклад, обобщающий материалы об уничтожении евреев, передан правительствам союзников и еврейским организациям в Лондоне. Этот первый «доклад Карского» послужил подтверждением информации, которую в августе 1942 года обнародовал в Швейцарии член Всемирного еврейского конгресса Герхарт Ригнер и которую подвергли сомнению в Соединенных Штатах.
2 декабря Карский передал устные воззвания из гетто обоим еврейским представителям в Национальном совете. Он также выступил перед польским Советом министров и лично беседовал с министром иностранных дел Эдвардом Рачинским, которому было поручено передать привезенную им информацию британским властям и распространить ее как можно шире. 17 декабря Рачинский выступил по радио ВВС, прямо ссылаясь на Карского.
В феврале 1943 года Карский дважды встречался и с британским министром иностранных дел Энтони Иденом. Однако, к разочарованию поляков, до Уинстона Черчилля Иден его не допустил. Решение отправить эмиссара Карского в США, принятое в мае сорок третьего, связано с ухудшением польско-советских отношений.
Чтобы добиться личной аудиенции у Рузвельта, были пущены в ход все средства. Польский посол Ян Чехановский в начале июля разослал приглашения множеству людей из американской администрации, в том числе члену Верховного суда Феликсу Франкфуртеру, привлекая их внимание к посланцу польского Сопротивления и одновременно — очевидцу еврейской трагедии. Усилия посла увенчались успехом — 28 июля ему и Карскому был назначен прием у Рузвельта. Карский не раз рассказывал об этой беседе и всегда подчеркивал, что президента больше всего интересовало положение внутри Польши, вопрос о границах и о необходимости компромисса с Советским Союзом. Когда Карский спросил Рузвельта, что он хотел бы передать полякам, тот ответил: «Скажите им, что мы победим! <…> А еще скажите своему народу, что в этом доме у него есть друг». Ян Карский всегда вспоминал, какое потрясающее впечатление произвел на него Рузвельт, олицетворявший всю мощь Америки. Однако в машине на обратном пути в посольство Чехановский резонно заметил: «В общем-то, президент почти ничего не сказал».
Карский вернулся из США в Лондон 19 сентября 1943 года, твердо надеясь, что его опять пошлют в Польшу. Но премьер-министр Станислав Миколайчик (который сменил на этом посту погибшего генерала Сикорского) сказал, что об этом и речи не может быть, поскольку, несмотря на все предосторожности, курьер
Между тем на Тегеранской конференции (28 ноября — 2 декабря 1943) Черчилль и Рузвельт согласились со всеми требованиями Сталина относительно Польши и других стран Центральной и Восточной Европы. Энтони Иден упомянул об этих решениях, выступая перед палатой общин 15 декабря, Рузвельт — перед американским конгрессом и января, а Миколайчик все ждал, когда Вашингтон назначит ему дату приема у президента. Он собирался взять с собой Карского, который при поддержке своего старого знакомого, министра информации Станислава Кота, готовил для американской общественности целую программу по защите Польши. Предполагалось также снять в Америке фильм о польском подполье — эту идею Карский подал еще летом 1943 года, и теперь она была одобрена. Он уже написал сценарий и подготовил документальную базу.
20 февраля 1944 года, не дождавшись приглашения для премьера, Карского отправили в Вашингтон одного, поручив его Чехановскому, которому также было поручено объяснить американцам, что Карский не может вернуться в Польшу до конца войны.
На этот раз главной задачей Карского будет с Вашей помощью довести до конца план создания фильма о польском Сопротивлении, — писал послу новый министр иностранных дел Т. Ромер. — Правительство считает это делом первостепенной важности.
Однако никакой правительственной субсидии Карский не получил и должен был продвигать идею фильма как свою частную инициативу. Кроме того, ему предписывалось выступать с лекциями и писать статьи в польскую, европейскую и американскую прессу.
В Вашингтоне Ян Карский сразу понял: надеяться на то, что фильм будет снят, не стоит, поскольку «Голливуд не расположен затрагивать польскую тематику». Но американцы не забыли отважного поляка, его имя было на слуху, лекции имели успех. Поэтому Чехановский посоветовал ему вместо фильма написать книгу и поручил своему пресс-атташе найти подходящего издателя. Им стал Эмери Ривз. 23 марта 1944 года Карский телеграфирует Станиславу Коту:
Издательство Эмери Ривза, которое продвигало на американский рынок книги Черчилля, Идена, Даффа Купера, хочет выпустить книгу о польском движении Сопротивления, написанную на основе моего опыта. Там полагают, что такая книга произведет сенсацию. Я уже готовлю материалы — предположительно на несколько сотен страниц. Если это состоится, книга сыграет большую пропагандистскую роль. Даете ли Вы с премьер-министром мне разрешение взяться за нее?
Разрешение было немедленно дано. Польское посольство сняло номер-офис в гостинице на Манхэттене, наняло секретаршу-билингва, и Карский, не откладывая, принялся за работу на условиях, поставленных издателем: быстрота, никакой пропаганды, ничего антисоветского, никакой полемики. «Что нам за дело до ваших споров со Сталиным!» Помимо этого, издательство оставило за собой право вмешиваться в текст, чтобы сделать его «более привлекательным», и львиную долю прибыли — пятьдесят процентов потиражного авторского вознаграждения.