Я – Тайига
Шрифт:
– Эй, ты жив? – испуганно спросила Нора.
Незнакомец ответил самым неприятным способом: выгнулся дугой, захрипел, а на его губах выступила пена.
Мозг лихорадочно заработал. Конечно, по правилам мы обязаны немедленно вызвать нашу классную даму. Вот только на вопросы, которые начнет задавать нам Агнесс, отвечать очень не хотелось.
– Неси ночной горшок, – решительно приказала я.
С трудом, но получилось сделать так, чтобы незнакомец лег на мое колено лицом вниз.
– Черт! – зашипела я.
Попытка засунуть ему пальцы в рот чуть не сделала меня калекой. Зубы у парня оказались острыми.
– Нора, подай пестик… Только заверни во что-нибудь, чтобы он зубы себе
Принадлежность для растирания семян целебных трав оказалось очень кстати. Да и мой способ обращения с пришельцем тоже. После первого приступа рвоты парень сполз с меня.
– Дальше… я сам, – прохрипел он.
Да мы и не настаиваем! Я с облегчением отошла в сторону, тщательно протирая руки носовым платком. Но глаз с незнакомца не спускала. Как и Нора. Она держала наготове перевязочный материал, а на лице сияло предвкушение: подруга уже примеривала на себя роль будущей сестры милосердия. Мы прочитали много трактатов по оказании помощи раненым, а тут такая возможность применить знания на практике! С одной стороны, я ее понимала. И в другой ситуации, возможно, даже поспорила бы с ней за право самой обрабатывать рану. Но сейчас, глядя, как незнакомец содрогается над горшком, терзалась сомнениями.
Всем известно – святое пиво вызывает у нечисти судороги и смерть. Поэтому получается, что мы спасаем богомерзкое существо. А значит, наш поступок очень негативно воспримется Святой Троицей. Но с другой стороны, на парне серо-голубой балахон из грубого сукна. В таком ходят лишь послушники монастыря Святого Иеремия. Причаститься там святым пивом любили. И порой не знали меры. Я лично видела однажды, как в саду тошнило двух перепивших служителей церкви. Но опять же возникает вопрос – что делает послушник в институте благородных девиц? У нас не то чтобы мужчин не бывало. Бывали, конечно. Но редко и исключительно по личному разрешению епископа Иеремийского.
Незнакомец с трудом разогнулся. Опомнившись, я бросилась к своему плащу. Еще не хватало, чтобы этот типчик взялся разглядывать меня. А вот Нора замешкалась.
– Давайте я вас перевяжу. Пожалуйста!
Некоторое время он рассматривал ее, поджав губы. И от этого скептического оценивания мне стало обидно за подругу. Ну да, Нора нарушала эльфийские каноны красоты, где в почете бледность и благородная меланхоличность. Но по мне –легкая смуглость подругу только красила. И мне нравилась живость ее лица. Обычно его то и дело озаряла улыбка. Сначала она вспыхивала в огромных глазищах цвета спелой вишни, потом касалась уголков губ. А когда подруга гневалась – ее верхняя, слегка припухлая губа начинала дрожать и забавно приподнималась. Только сейчас моя подруга стояла как истукан и не сводила взгляда с парня. Выглядела она престранно: губы облизывала, румянец в пол-лица, к груди бинты судорожно прижимала.
Да он ее зачаровал! Во мне вспыхнуло раздражение. Я уже собиралась обрушить на наглеца содержимое ночного горшка, когда парень шевельнулся, а его губы раздвинулись в кривоватой ухмылке.
– Давай, – согласился он.
А потом сделал ужаснейшую вещь: сел на кровать Норы и притянул мою подружку к себе. Я от такого просто остолбенела!
– Что вы себе позво… – пискнула Нора.
– Исключительно для вашего удобства, моя милая леди, – проворковал этот невозможный типчик.
И наклонил голову. Нора в растерянности обернулась ко мне, но я не знала, что сказать. С одной стороны, такая близость к мужчине возмутительна и недопустима. С другой стороны, а как оказывать помощь, не приближаясь? К тому же у меня парень вообще лежал на коленях. И ничего – от меня не убыло.
Вздохнув, подруга взялась за дело. Наблюдая за тем, как она бинтует, я поняла великую вещь: быть сестрой милосердия
Но здесь с подругой что-то случилось: руки дрожали, а бинт то и дело норовил выскользнуть из рук. Поднимать его оказалось неудобно – парень снова впал в бессознательное состояние. Чтобы не упасть, он вынужден был все крепче сжимать Нору. Я неодобрительно покосилась на его руки: они неприлично глубоко забрались под шнуровку платья подруги и касались кожи. Попыталась вспомнить, что в таких случаях советовал делать Святой Магмус, но, как назло, ничего путного не приходило в голову.
Бинт очередной раз выпал из неловких рук. Подруга наклонилась, и голова раненого уткнулась ей в грудь. Я поняла: необходимо срочно вмешаться.
– Может, у меня лучше получится?
И мстительно прищурилась. К черту богоугодное смирение благородной дамы: пара затрещин наверняка взбодрит умирающего.
Но моих слов оказалось достаточно. Парень встрепенулся и уставился на меня наглыми глазами:
– Вряд ли. Хотя можешь попробовать что-нибудь другое перевязать. Попозже…
И впился в губы подруги. От столь великого святотатства я почувствовала себя оглушенной. Творить такое в институтских стенах! Я думала, что сейчас грянет гром, презренный растлитель вспыхнет в очистительном пламени и осыплется пеплом. Но ничего подобного не произошло. А поцелуй все длился.
Привела меня в себя звонкая пощечина. Моя подружка, злая (не побоюсь этого слова) как собака, отскочила от кровати. Ее возмущение оказалось столь велико, что платье сзади опасно встопорщилось. У Норы от стресса снова начал расти хвостик. Из моего горла вырвался странный звук: что-то среднее между шипением и рычанием. Нам обеим стало ясно: все это время над нами просто издевались.
– Не кипятитесь, девушки. Меня на всех хватит. Хотите по очереди, хотите на пару. Любой каприз.
– Немедленно покиньте помещение, – Норе первой удалась членораздельная речь.
– Это еще почему? Мы еще не закончили, хвостатенькая, – он достал из-за пазухи фляжку, отхлебнул и протянул нам. – Давайте, девочки, за столь волнительное знакомство. Настоящий левинский коньяк, между прочим.
– Убирайся. С моей. Кровати.
Нора задыхалась от гнева. Я тоже. Сначала типчик ворвался в келью, затем посягнул на девичью кровать, осененную Священной благодатью. А потом и вовсе руки распускать начал! Мы его, значит, спасли, а он вместо благодарности решил превратить Нору в падшую женщину… Нам преподобная матушка Тетра рассказывала, что Святая Троица метит распутных женщин печатью порока. Мы с девочками пытались выпытать, как выглядит эта печать, на что наша директриса неизменно изрекала:
– Ее невозможно описать, но любой благочестивый человек сразу поймет, о чем я говорю, когда увидит такую особу.
Я скосила на подругу глаза, и ничего порочного пока не обнаружила. Только хвостик. Но он у нее был и до поцелуя.
Между тем этот наглый тип продолжал испытывать наше терпение.
– Так это твоя кроватка, хвостатая? Уютненькая. Да не кипятись ты так. Давай, иди сюда, лапонька. Хочешь, поиграем еще в медсестру и больного? А нет, так что другое удумаем.
Он взбил подушку и разлегся, раскинув ноги и подложив руки под голову. Из горла Норы вырвалось утробное рычание, и она напружинилась, готовясь к прыжку. А мне вдруг показалась удивительно соблазнительной шея типчика. Чувство было настолько сильно, что я нервно сглотнула, а ногти на руках начали расти и заостряться.