Я – Тайига
Шрифт:
Надо сказать, что у нас не простой сад, а один из самых больших в королевстве. Десять гектаров с гаком обширных, а местами и непроходимых насаждений – это тебе не абы что! Но, несмотря на такие размеры, посторонним людям пробраться в сад, а через него к стенам нашего Института невозможно. Во всяком случае, так я считала до сегодняшней ночи. Ну, действительно, представьте себе ограду в виде стены трехметровой высоты, которая утыкана серебряными пиками, освящена святым пивом и укреплена глубоким рвом. Впечатлило? А теперь добавьте постоянное патрулирование по периметру.
Такое
Несмотря на громкую славу, которая гремела по всей земле, и внушительную внешнюю охрану, за самим садом никто не следил, и выглядел он (как я уже отмечала) крайне запущенным. И это вовсе не из-за лени вечно хмельных монахов, как могли бы подумать злопыхатели, а исключительно из-за их нежелания вмешиваться в божественный промысел.
Самой непролазной являлась центральная часть сада. Пожалуй, кроме нас с Норой, никто так и не отважился туда сунуться. Уж слишком колючими были перепутавшиеся между собой заросли малины и терновника! Уж больно грозно выглядывала из них двухметровая крапива! И никто, кроме нас, не знал, что за этой живой стеной скрывался овраг с небольшим, но глубоким озерком. Мы с Норой открыли этот водоем на второй год пребывания в институте и полюбили после воскресной службы жаркими летними денечками сбегать сюда. Мы с удовольствием плескались в бездонном озерке, а потом сидели на бережку, хрустели позаимствованными тайком из столовой сухариками и сплетничали о воспитательницах и воспитанницах.
Чуть позднее, когда увлеклись сбором гербариев, мы уже приходили сюда не только развлечься. Здесь мы сушили, а затем складировали в дупло огромной ивы собранные нами травы и коренья. Не подумайте только ничего плохого. У нас не было и мысли нажиться, обирая принадлежащие монастырю земли. Руководствовались мы исключительно благими помыслами. Все это богатство должно было в будущем стать нашим подспорьем в деле оказания помощи раненым и больным.
К этому самому овражку я и отправилась, чтобы искупаться, раз уж представилась такая возможность, а заодно поискать в наших запасах что-нибудь противовоспалительное для наглого типчика.
Я нырнула в кажущиеся на первый взгляд непроходимые дебри и уверено потопала по чуть приметной тропинке в сопровождении сонма голодных комаров и мошек. Какой-то особо злобный комар впился мне в плечо, которое ныло не переставая. Машинально я прихлопнула кровососа и чуть не взвыла от боли. В голову ударила кровь, застилая все красной пеленой, а уши взорвал тревожный рокот барабанной дроби. «Я тайига… я тайига… я тайига» – шептали губы, а ноги сами перешли сначала на быстрый шаг, а потом и на отчаянный бег.
Я неслась через колючие дебри все быстрее и быстрее. Почему?
Когда земля под ногами неожиданно оборвалась, в моей душе молнией полыхнуло запоздалое удивление самой себе…
Покряхтывая и почесывая отбитые бока, я поднялась. На дне оврага царили сумрак и покой. Не переставая поражаться такому внезапному приступу дури, стянула перепачканный во влажной глине балахон и осмотрела плечо. Ощущения не обманули: там действительно набухла и кровоточила татуировка крылатого зверя.
Разумеется, я слышала о стигматах. Так Святая Троица отмечала тех, кто привлек ее внимание. Что касается меня – вряд ли оно благосклонное. Я ведь женщина, а значит, изначально сосуд греховный. И в будущем, если повезет – я вновь перерожусь в женщину. Хотя, скорее всего, все же в кошку. Матушка Тетра говорила, что именно в этих милых пушистых зверьков Контролер вселяет души невинных дев благородных кровей, при жизни огорчавших воспитательниц своим своеволием и недисциплинированностью. А матушка Тетра – мудрейшая женщина, и у меня нет повода ей не верить.
– Я тайига, я тайига, – произнесла вслух ставшие навязчивыми слова, и невесело усмехнулась. – Возможно, Контролер считает, что я даже кошки не достойна, и этими знаками намекает мне о моем будущем воплощении.
Вспомнив кошмарное существо в клетке, содрогнулась, а потом решительно двинулась в сторону озерка. Все! Хватит на сегодня грустных мыслей. Привычно вскарабкалась на нависшую над водой бугристую ветвь ивы и сиганула солдатиком вниз.
Эта была плохая идея. Как только вода коснулась татуировки, тело вновь взорвалось болью. Но теперь такой пронзительной, что я закричала. И потоки воды ринулись в легкие.
Что сказать о своих ощущениях? Боль быстро исчезла, зато тело наполнилось свинцовой тяжестью. Последние отведенные мне жизнью минуты я глядела на рой серебристых пузырьков. Они устремлялись к свету, в то время как я все сильнее погружалась во тьму. Мне тоже хотелось за ними следом, но холод сковал мои члены. Пузырьков становилось все меньше, и вот, наконец, последний отделился от моих губ. В отличие от остальных он не покинул меня, а начал расти. Когда же превратился в огромный мыльный пузырь, то лопнул. Радужное сияние на миг ослепило, а потом я увидела себя со стороны: с развевающимися темными волосами, широко распахнутыми глазами и руками, сложенными на груди.
Мое тело подхватило течение и поволокло к покрытой льдом расщелине, чтобы вместе рухнуть в подземную пещеру. Вода, распавшись на мелкие ручейки, разбежалась в разные стороны, а то, чем я недавно являлась, осталось лежать на льду.
В скорби зависла иад собой.
Ярко-зеленые глаза обрамляли густые ресницы, такие длинные, что доставали до крутых дуг бровей. На этом, собственно, и все. Природа красотой меня не баловала. Нос был коротковат и без благородной эльфийской крючковатости. Рот тоже подкачал. Его детская припухлость часто становилось объектом шуток Мионы, гордившейся своими тонкими губами. А вот родинкой над левым уголком рта залюбовалась – она досталась мне от мамы. И пусть Благочинная Пира называла ее меткой Дьявола. Она мне все равно нравилась. И так грустно, что это милое несовершенство никогда больше не станет моим!