Я тебе не раб
Шрифт:
Лицо Алексея стало злым. Он обернулся к тому углу и крикнул:
– Слушайте, вы! Хватит издеваться! Чем девушку напичкали? Она едва в сознание пришла. Дайте поесть и попить чего-нибудь! И одежду верните!
– Не твоя забота! – басок невидимого человека. – Оприходуй девку и вали! Дальше мы с ней сами как-нибудь управимся.
Алексей вскочил, побагровев и сжимая кулаки, сделал два шага по направлению к двери. Закричал:
– Дерьмо! Не знаю, кто ты такой, одно скажу: ты – вонючее дерьмо! Выйди сюда, надеру твою подлую задницу!
Он
– Тебе не жить, сучонок!
Лёша успел опрокинуть бросившихся на него с двух сторон парней. Отскочил назад, ударил наступавшего мажора в солнечное сплетение. Тот согнулся, застонав, но успел выставить шокер и нажать кнопку. Раздался треск, показавшийся оглушительным. Колени Алексея подогнулись, он застонал и, сделав ещё один шаг назад, повалился на кровать рядом с Мариной.
– Жми на камень, – простонал, отключаясь.
Она успела заметить, как поднимаются с пола дружки мажора, как сам он распрямляется и зло сверкает глазами. Он что-то говорил, приказывал, но смысл ускользал. В висках стучало одно: «Жми на камень, жми на камень…».
Послушалась, поднесла руку, устроила на сморщенной тёмной поверхности большой палец и с усилием надавила. Камень, словно кнопка прибора, утонул в оправе. Софиты ярко вспыхнули и погасли. Ленты светодиодов умирали медленно. Комната погрузилась в кромешную темноту.
– Что за… – выругался Жора. – Альба! Проверь камеры! Рыжий, займись освещением!
Загудела сирена, перекрывая голоса и звуки дыхания. Марина нащупала плечо Лёши, наклонилась и зашептала:
– Эй! Ты жив?
Потом вокруг кровати возникла сверкающая воронка. Словно мощное торнадо подхватило всех и сплело в копошащийся клубок. Всё, что могла сейчас Марина – это крепко держаться за Алексея и придерживать на груди полы толстовки.
3. Иномирье
Алексей
Сначала услышал говор. Не русский, но совершенно понятный. Почему-то не удивился и не заинтересовался. Потом почувствовал, что лежу на твёрдом холодном полу. Последнее, что помнил: темнота и вой сирены. Нас всех загребли? Без разбора?
Что ж, если я в обезьяннике, тётка скоро вытащит – в этом я не сомневался.
Гул толпы раздражал. Почему здесь битком? Митингующих, что ли, упаковали? Ничего вроде о несанкционированных акциях не слышал.
Приоткрыл глаза. Прямо перед носом щетинилась высоким ворсом зелёная ковровая дорожка. Упс. Не обезьянник. Поморгал. Прислушался. В общем радостном гуле слышались отдельные не слишком праздничные «Рано… рано…».
Чуть-чуть двинул головой, в глазах снова потемнело, но успел заметить изгиб ковра, обнимавший подиум. На нём маленькие изящные ступни в кожаных сандалиях, опутавших ремешками тонкие щиколотки. Максимально скосил глаза и увидел её!
Марина, облачённая в золотое струящееся платье, сидела на троне так, словно изображала Клеопатру на сцене студенческого театра. Волосы её были по-прежнему собраны в высокий хвост, а лоб пересекал золотой обруч. Смотрела девушка строго, но не на меня, а на мужчину, которого я не видел. Только слышал.
– …Рано, – поддакивал толпе глухой бас. – Разве ты не знала, Мариийн, когда должна возвращаться? Сколько полных лет исполнилось?
Марина наклонила голову, продолжая сверлить собеседника недобрым взглядом:
– Восемнадцать.
– Как? Как это возможно?
Мне представилось, что мужик воздел руки и потряс возмущённо. Не удержался, хмыкнул. Знакомая боль маякнула в затылке. Перетерпел и попытался приподняться на руках. Если я каким-то неведомым образом оказался на сцене, надо незаметно отползти, чтобы не мешать действию.
Получилось оглядеться. Огромный пышный зал. Напротив подиума, где на троне восседает моя новая знакомая, с гордым видом стоит седовласый, подтянутый мужчина в просторном балахоне, подхваченном на бёдрах широким золотым ремнём. Дальше – около сотни разодетых мужчин и женщин. Приблизительно на полпути рядком лежат парни – рыжий, белобрысый и их главный. Не шевелятся.
Это не обезьянник! Не то чтобы я был фанатом мест временного содержания преступников, но, чес-слово, предпочёл бы оказаться там. Во всяком случае, было бы понятно, что с этим делать. Право на звонок, короткая беседа с тётей Катей и… свобода. Как вести себя здесь – не имел ни малейшего представления.
– Чем вы так раздосадованы? – Марина гневно сверкнула глазами. – Досрочное возвращение вызвано чрезвычайными обстоятельствами. Дело сделано, обсуждать это не имеет смысла. Предлагаю завершить встречу и разойтись. – Она встала резко и, пожалуй, поспешно. Обвела взглядом стоявших в отдалении, едва заметно наклонила голову и заговорила снова: – Благодарю за выражение верности трону. Надеюсь в скором времени побеседовать с каждым из вас лично. А сейчас прошу заняться прямыми обязанностями, кои у каждого из вас, как я помню, имеются и очень важны для мира.
Верноподданные дружно зашумели, ручейком потянулись к распахнутым высоким золочёным дверям. Седовласый не двинул даже бровью. Дождался, когда зал опустеет, и натянуто улыбнулся, указывая на меня:
– Эти обстоятельства?
Живот скрутило спазмом. Не знаю, почему я надеялся, что невидим. Вообще воспринимал происходящее как яркий сон – такие, по слухам, бывают после перенесённого ковида. Я, правда, не болел, но мало ли…
Тон незнакомого мужика не обещал ничего хорошего. Это подозрение подтвердила следующая сказанная им фраза: