Я тебе не ровня
Шрифт:
А та, поникла вся…
— Люблю. Всегда любила. И он меня. Токмо, какая я для него пара?
— А как же ты… Как отпустил он тебя? — Аринка замолкла, а Наташа подумавши, ответ дала.
— Сказала, что не люб он мне. Не поверил сразу-то. А я ему, мол, надоел, остыла я. Что шебутной он, игреливый, чуб отрастил, а ума не нажил, — Наталья заплакала, тихо так, горестно. — Все соврала. За то и любила, Ариш. Разумеешь ли ты меня?
— Поверил? — Аринка обняла подругу. — Неужто, отпустил вот так?
— Отпустил. В дурное-то верится охотнее, а я постаралась. Лучше на мне будет грех, чем на нем. Ему высоко летать, а мне камнем на его шее быть невозможно.
Вздрогнула Ариша, крепче обняла светлую девушку, сама слезу уронила на подружкино плечо. Постояли малёхо и пошли дальше. Так и жизнь… Застынешь в горе-то, перемелешь, да и дальше ступать надобно, не стоять же истуканом.
Вечером у Аринкиных ворот толклись Дёмка с Машкой.
— Иди нето! Что копаешься, как кура в зернах? — Машка притоптывала сапожком, косу теребила, видать не терпелось гулять пойти.
— Рыжая, ты бы не наряжалась, — потешался Демьян. — Бежать-то надо прытко! Упадешь, запону угваздаешь. Бери, что поплоше.
Сам Демка был в обычной рубахе, портах и удобных сапожках. И то верно! Гулянки-то не чинные, так к чему боярский кафтан? Да и Машка проще была.
— Бегу! — Аринка скатилась с крылечка. — Идемте. Я туесок малый прихватила.
Брат с сестрой ажник смехом подавились.
— Дурёха, туда ж не за ягодами ходят.
— А зачем? — хлопала Аринка длинными ресницами, удивлялась.
— Челомкаться по углам, глупая, — Дёмка шапку-то свою на макушку сдвинул, подмигнул залихватски.
Аринка туесок на скамье-то и кинула. Шли бодро, будто чуя веселье. Да на дороге-то не одни были! Со всех подворий молодежь сыпалась, собиралась. Кучками шли, смеялись, аж воздух звенел.
У подворья деда Мартына собрались все, замолкли, будто ждали чего-то.
— Вона, село! — пухлая дочка кожевенного мастера, Мавра, указывала перстом на Воловью горку.
Аринка глянула, да узрела — солнце боком своим коснулось верха горушки низенькой.
— Идем, нето. Токмо тихо давай, а не как в прошлом годе, — скомандовал Демьян, и его послушались.
Двинулись большой толпой к кустам с жимолостью, что росли за забором деда Мартынки. Тихо стали обирать ягоды, шуршали ветвями, да и смех сдерживать трудно стало.
Дед Мартын сидел на скамеечке возле домка своего, щурился слеповато на темнеющее небо. Рядом с ним пес — сивый, старый. Положил башку свою седую на колено хозяина, глаза прикрыл. Дед пса гладил, жалел.
— Ну что, Снетко, пора нето? — взялся рукой узловатой за палку, что припасена была уж с утра. — Пойдем-ка, шуганём ребяток. Пусть себе бегут-радуются. Много ли у них счастья?
Встал тяжко со скамьи, пес тоже поднялся с трудом. И поковыляли оба старика через малый двор к кустам жимолости. Шли медленно, а темнело скоро. Уж у забора, дед Мартын вздохнул глубоко, да как заорал!
— А ну! Пшли отсель, лиходеи-воры! — палкой стуканул гулко по забору-то. — Вот я вас!!
Что тут началось! Крик, хохот на всю округу. Парни засвистали весело! Девчатки завизжали, но не со страху, с радости и как бросились врассыпную. Токмо и слышно.
— Петька, туда гони! Слышь?! Улепётывают!!
— Вань, куды бечь?! За Юлькой али за Настасьей?!
— Еленка! Еленка, к Хромовым скачи! В проулок!!
Аринка поначалу-то растеряхой стояла. Видела токмо, что Наталья метнулась вбок, а за ней припустил борзо Дёмка. Не успела удивиться, как Машка, подобрав подол, резво скаканула в переулок Поедовский, а за ней побежал дюжий Борька Кусаев.
— Ариша, бежим! — горячая рука схватилась за ледяную ее ладошку, окатила пламенем.
Андрей Шумской! Откуда тут? Хоронился?
Думки завихрились, сердечко застрекотало, а все одно, побежала за Андреем-то. Летела, будто крылья выросли! Счастье брызгало во все стороны. Так бы и бежала за ним, рука в руке, хучь куда. Была б нужда, и в пекло бы сиганула. Во как!
Несло их опричь сараев ратника Найденова, через лопухи и кусты. Андрей на бегу руками отводил, чтобы Аринку не хлестали. Вбежали в тупик, где заборы-то сошлись. Андрей остановился, развернулся к Арине и чернючим взглядом ожёг.
— Вот и свиделись. Все прячешься от меня, золотая? Напрасно, — подошел близко, обнял и к себе притянул.
Аринке бы отпихнуть, уйти, а сил-то и не стало. После бега сердце ухало, дыхание сбивалось, а близость Шумского добавляла какого-то радостного страху.
— Ариша, люблю я тебя. Моей стань, — голос Шумского дрогнул суровой нежностью, подарил Арине счастье.
Если и мелькнула мысль о том, что неровня они, то и сгинула в момент. Андрей рукой под косу ее золотую забрался, за шею обнял и на себя смотреть заставил.
— Молчишь опять… Не молчи, Христом Богом прошу. Ведь измучила совсем, согнула подковой. — Шепот жаркий, глаза блескучие, а пуще всего его крепкое тело, что прилепилось-прижалось к ее, Аринкиному, слов сказать не дали никаких. Токмо вздохнула рыжая, будто в последний раз.
Что уж Андрей увидал в глазах ее ясных — неведомо, только разум обронил и целовать стал. Ариша и сомлела. Пала на грудь боярина, руки белые взметнула, обняла за шею и к себе притянула.
Шальной поцелуй едва искры не высекал из обоих. Вот она, любовь-то…
Шумской оторвался от Аринки с трудом, дух перевел, и снова пристал с допросом. Аринка повисла на нем лоскуточком — ноги-то держать перестали. Уж больно горячо и крепко боярин целовал.
— Арина, не ответишь, сим днем к себе отвезу и без всяких разговоров! — а сам ткнулся в ее шею, ожег губами.