Я тебе не ровня
Шрифт:
— Обоерукий. Редкое умение, я не видал досель.
Андрей опять сдержался, вопрос-то привычный.
— Обучен.
И снова муж смотрел, будто жёг.
— Ты не из говорливых. Другой бы соловьем пел, мол, жизнь спас. — Андрей только ухмыльнулся в ответ на такие-то слова. — И денег не попросишь?
— За что? Я соседских гнал с земли князя Бориса.
— Служишь?
Шумскому не нравился разговор, будто допрос.
— Я знать не знаю, кто ты есть. Ты имени-чина своего не назвал. Так для чего тебе знать служу или нет? Езжай, нето, — и голосом надавил, чтоб наверняка.
Ближник богатого брови насупил, подъехал, рот открыл, да хозяин его остановил, будто уста замкнул.
— Сторожкий ты, боярин.
Шумской теперь сам бровь возвел.
— Тебе откуда знать, какого я чину? Льстишься?
— По повадке. Несешь себя высоко, а стало быть, не простого роду. Ну не славник же ты, и под тобой десяток вижу. Ратник? Так доспех-то богатый. Такой не у всякого есть. Мечи редкие. Речь борзая. Боярин.
— А ты купец? Вмиг оценил, что и как. Да и деньгой за помощь платишь, — Андрей и сам не понял, к чему подкинулся так, да и заговорил.
— Ошибся. Не купец, — муж в седле-то покачнулся, скривился совсем и начал на бок заваливаться.
Шумской поддержал, не дал сверзиться с коня-то. Ближник подоспел — хозяина принять.
— Власька, подь, — шумнул ратнику своему. — Перевяжи. Кровью изойдет.
Пока тащили богатого с коня, пока с раной вошкались, Андрей вскипать начал. И как инако? Аришка ждет, да и сам он заскучал-затосковал. Хучь и ругал себя дурным, а все одно — тянуло к ней так, что слов нет. Подарок припас на сватовство — перстень редкий, да шаль дорогую*.
Когда уж тронулись, богатый снова возле Андрея тёрся. Шумской хучь и терпеливый малый, а все одно — зубами выскрипывал. Тащились, будто прогуливались. А тут еще и тучи начали собираться. Парило.
— Гроза идет, — подал голос чужак.
— Да ну? А я думал ангелы крылами солнце-то засупонили. Ты быстрее можешь? — Шумской не сдержал нетерпения своего дурного.
— Воин дождя испугался? — подначил богатый. — Куда торопишься, боярин? Не иначе, как к девушке?
— Вот смотрю я на тебя и думаю, как тебя раньше-то никто не посёк? Язык у тебя, что помело.
А тот только хохотнул в ответ. Шумского аж передернуло. Вона как! Кровь остановили, так ржать начал, аки конь.
— Надо быстрей, так давай. Сдюжу.
Андрей Буяна понукнул и пошли борзой рысью. Грозу-то опережали малёхо. Ехали ходко, лес тихий был. До темени и добрались до Савиново.
— Тебе туда, — Шумской указал рукой на дорогу. — Промеж леса, через реку. У развилки свернешь на большак и ходу. Ночью там будете. И не дури, ты в воеводстве. Лихим людям вмиг бошки сносят.
А богатый не ответил, бледный сделался, аж до синевы. Устал, поди, да крови обронил немало. А тут еще дождь посыпался, да споро так. Капли, что вишни крупные.
— Вот что, боярин, далее не смогу. Пожалуй, придется приюта просить. Тебе деньгу предлагать, али так примешь?
Шумской кулаки сжал от злости. Но Аринку припомнил… Вот точно знал — она бы не выгнала. Обругал себя дурнем, щенком, но понял, не откажет человеку. Уж видно такой его удел — спас, так теперь принимай ответ за него.
— Едем.
Завернули к воротам. На заборолах их уж видели, кинулись открывать боярину-то. Пока летели к подворью — вымокли, будто в реке скупнулись.
— Дарья, Анна! — Шумской влетел на крыльцо. — Гостя примите. Ранен.
И более ничего не сказал. Хозяйки-то обучены, нето. Холопы забегали, коней приняли. Распихали чужаковских вояк по людским хоромцам. Ратники десятка по домам отправились, а те, что подворье караулили встали на дозор. Чужаки в доме.
А Андрей умылся с дороги, накинул одежки чистые и стал ждать ночи. Он бы и сейчас уж мчался в Берестово, но как Аришку-то выманить? Грозища. Решил по темноте лезть к ней в окно. Авось, не спихнет.
Посмеялся сам над собой … Арина не толкнет. Любит. Так затосковал, что решил прям сейчас и махануть. Гроза? Пустое. Ить, не сахарный.
Подумать-то подумал, а Боженька решил инако. Дверь в гридницу отворилась, а на пороге чужак — одежка чистая, морда умытая и не бледная совсем. Шумской чудом сдавил злой рык.
— Не знаю как у тебя в дому, а у меня гости по сеням-то не рыщут. Тем более незваные.
А тому хоть бы хны! Прёт в гридницу, да на лавку садится. Андрей дыхание унял, пелену яростную с глаз скинул и пошел к гостю чудному.
— Вставай и катись отсель. Я принял, а потому не выгоню в ночь, но место своё знай, — такого Андрея боялись все.
Богатый слегка ошалел, глазами захлопал, подался от Шумского, но вроде как очнулся и спину выпрямил.
— Будет орать-то, боярин. С князьями так не лаются.
Шумской поначалу не уразумел, о чем он бает, а уж потом… Припомнил весть от воеводы, что князья едут. Бориску-то он знал, а это… Всеслав? Заместо Ярополка? Во дела…
— Князь Всеслав?
— Он.
Андрей постоял малёхо, подумал и поклонился.
— Боярин Шумской. Андрей, сын Глебов. Полусотник князя Бориса.
— Садись, нето. — Пришлось сесть, не стоять же истуканом, да и князю просто так не скажешь, что золотая ждет. — Ты мне жизнь спас, Андрей.
Шумской промолчал, токмо легонько кивнул.
— У себя приветил, имени моего не зная.
Опять смолчал Андрей, кивнул наново.
— А к людям моим дозорных приставил. Не дурак, стало быть. Чужаки в доме. Воины у тебя обучены — похвалы достойно. И сам рубишься, аки бес.
Тут Андрей кивать не стал, а просто смотрел на князя. Уж дюже сладко мажет…
— Я принял стол после Ярополка. Дружина лихая, но служила долго иному князю. Люди свои нужны, верные. У меня воинов нет, я беглый. На стол призвали токмо по крови. Пойдешь под мою руку? Возвышу.