Я тебе верю
Шрифт:
– Шефу-то зачем? Он сам себе в Италии купит, что захочет, – недоумевал Алексей, но Антонина заметила, что Юля права – пусть он покупает себе на здоровье, а вот внимание со стороны сотрудника никогда не помешает.
– А здесь, – Юля указала на вторую сумку и смущенно сообщила, – все для маленького Нику и мамы. Я хочу послать им посылку, только не знаю, примут ли и какой должен быть вес.
Алексей вопросительно взглянул на мать и не очень уверенно заметил:
– Может, не стоит посылать, а сделаем вот что: – он вновь посмотрел на Антонину, та едва заметно кивнула, тогда он закончил фразу: – Мы приглашаем твою маму вместе с Нику к нам…
– Сюда?! – опешила Юля.
– А куда же еще, девочка? К нам, к тебе. Что тут удивительного? Должны же мы познакомиться с твоим сынишкой, с мамой. Знаешь, ей будет гораздо спокойнее, когда она сама увидит тебя здесь, убедится, что ты живешь в нормальных условиях, что с работой у тебя все в порядке.
– Но она знает, я ей подробно обо всем писала не раз и по телефону говорила.
– Одно дело письмо, другое – увидеть все своими глазами, – теперь уже без тени сомнений, уверенно заявил Алексей.
– Я… я даже не смею подумать, что наконец увижу моих дорогих… – со слезами на глазах проговорила Юля.
– Сегодня же звони, обо всем договорись, вышлем на билет деньги. Нечего тянуть, когда речь идет о такой радости, – заключила Антонина Ивановна, – а я пойду к себе, отдохну.
После звонка в Унгены Юля стала делиться с Алексеем своими впечатлениями от поездки. Конечно, Италия с ее потрясающими памятниками и музеями в такой короткой деловой поездке не могла открыться ей полностью, но ей удалось объехать несколько небольших городков, окружающих Турин и, разумеется, походить и объездить саму столицу Пьемонта.
Алексей внимательно слушал ее и в каждом ее маленьком рассказе открывал для себя – нет, не Италию, а Юлю, потому что все события преломлялись через ее восприятие, через ее видение и понимание. Ему нравилось, что она не столько описывала различные достопримечательности, как это делают обычно экскурсоводы, а делилась впечатлениями о таких на первый взгляд мелочах, как быт, уклад жизни, традиции гостеприимства, манера одеваться обычных итальянцев. Юлю потрясла информация о средней продолжительности жизни женщин в Италии.
– Представляешь, – говорила она, – там женщины живут в среднем семьдесят восемь лет! И, знаешь, это не просто следствие того, что там климат теплый, нет. Я обратила внимание, что для любого итальянца, будь то человек высокой культуры или простой крестьянин, житель города или крохотного местечка в горах, строгий режим питания – святое, ничем непоколебимое железное правило. Ему подчиняются абсолютно все структуры – школы, учреждения, магазины, рестораны. Что бы ни происходило вокруг, обед и ужин состоятся в урочный час при любых обстоятельствах. Однажды в Турине мы пошли с утра в парк…
– Я-то думал, что с утра вы вкалываете, – усмехнулся Алексей.
– Это было в субботу, – обиделась Юля.
– Ну, тогда можно.
– Я не всегда понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.
– Шучу, Юлечка, сейчас шучу, – засмеялся Алексей.
– Так вот. В парке полным полно народу – старики, молодые, дети, подростки, парочки, кто с колясками, кто на велосипедах – гуляют, беседуют, спорят, играют в футбол. И вдруг все, как по команде, стали подниматься со своих скамеек, прощаться друг с другом и направились к выходу, сели в свои машины, припаркованные тут же, у ограды парка, и быстренько разъехались. Как говорится, словно ветром их всех сдуло. Я подумала, что-то случилось. На самом деле все просто: была половина первого, а в час у туринцев обед. В час закрываются почти все магазины, офисы, но открыты рестораны, пиццерии, кафе и множество различных баров, траторий. То же самое происходит и в час ужина. В промежутке между обедом и ужином может быть маленькая, совсем микроскопическая чашечка кофе, но никаких бутербродов, еды на ходу. Меня удивило, что этот ритуал или режим, не знаю, как правильнее назвать, возведен на уровень почти что национальной идеи. Вот и живут они долго, на радость себе и родным.
Юля еще много и долго рассказывала об итальянских фермерах, о том, как ведут они хозяйство всей семьей и передают из поколения в поколение свое дело. Ее позабавил рассказ одного фермера, ведущего большое молочное хозяйство, – он заметил, что коровы, которых доят под песню Барбары Стрейзанд «Любимая женщина», дают ежедневно на три литра молока больше обычного.
– Вот уж поистине нам не дано предугадать, как наша песня отзовется, – рассмеялся Алексей и потом заметил: – Ты просто умница, твоей наблюдательности, точности может позавидовать любой врач. Ты так все хорошо подметила и сделала абсолютно верный вывод. Пожалуй, в этом основа их долголетия, ну и в питании, наверное. Ой! – вдруг неожиданно громко воскликнул он.
Юля, вздрогнув, спросила:
– Что такое? Что с тобой?
– Мой режим! Мой ужин! – еще громче воскликнул Алексей.
– Ты опять шутишь?
– Какие шутки? Я есть хочу! – он обнял Юлю и закружил ее по комнате.
На шум вышла Антонина Ивановна. Юля смутилась, стала вырываться из объятий Алексея, а он неожиданно поднял ее на руки, посадил на диван и сам плюхнулся рядом с ней.
– Мама Тоня, мы голодные, я сейчас чуть было не уронил Юлю!
– Очень демонстративная картинка, изображающая голод, – заметила Антонина. – Ох, уж твои шуточки…
– Почему, когда я говорю абсолютно серьезно, мне не верят в моем доме?
Юля от смущения не знала, что и сказать, сидела, опустив глаза, боясь взглянуть на Антонину Ивановну.
– Пойдем, Юлечка, поглядим, чем можно накормить этого троглодита, может, и нам кое-что перепадет, – предложила как ни в чем не бывало Антонина.
Женщины ушли на кухню. Алексей посмотрел им вслед и подумал, что если его спросят, был ли он когда-нибудь счастлив, он вспомнит этот день, эту минуту.
Между тем Юля переговорила с матерью, деньги были посланы, дата приезда назначена. Оставалось только ждать, а это было самое трудное. Для всех: Антонина Ивановна волновалась, потому что не представляла себе, как сумеет поладить с Ольгой, не будет ли та категорично и слишком активно вмешиваться в еще зыбкие взаимоотношения Алексея и Юли. Алексей нервничал, опасаясь, что приезд матери может вновь всколыхнуть в Юле тоску по прошлой любви и воскресить в ней состояние безутешной вдовы. Юля боялась, что Нику не узнает ее, и не представляла, как в такой ситуации ей следует себя вести.
Встречать поехали Алексей и Юля. Напряжение было столь велико, что они молча стояли на перроне, боясь даже перекинуться словом.
Наконец подъехал состав, нужный вагон почему-то оказался не там, где они предполагали, и пришлось бежать к нему, чтобы успеть, пока Ольга не заметила их отсутствия. Запыхавшись, они подошли к дверям вагона. Ольга уже стояла в проеме, держа за руку мальчика, в другой руке у нее была ручка чемодана на колесах. Проводница помогла спустить чемодан, и Алексей сразу подхватил его. Ольга взяла на руки Нику, медленно, осторожно стала спускаться по ступенькам, встала на платформу, поставила ребенка рядом с собой и, увидев Юлю, бросилась к ней с объятиями. Они замерли точно в такой же позе, как было когда-то в Унгенах. Алексей только на мгновение успел подумать об этом, как маленький Нику сделал свои первые шаги навстречу ему и с радостным криком «Папа!» протянул к нему ручки. Алексей поднял ребенка на руки, прижал к себе и вдруг ощутил нежный поцелуй мальчика на своей щеке. Женщины обернулись. Юля подошла к Алексею, хотела взять ребенка, но Нику крепко уцепился за него и, смеясь, сообщил, чуть картавя: