Я тебя не хотела
Шрифт:
— Предоставь это мне, Роман. Я знаю, как это сделать. И не вздумай сунуться к девчонке, пока я не скажу. Ты уже и так достаточно натворил.
36
Генеральный сидел напротив, сцепив пальцы в замок, и молчал. От напряжения болела спина, настолько неестественно ровно я её держала. Но расслабиться не могла.
Он знает. Всё или не всё, но знает. Не просто так же меня вызвал. Увольнения я не боюсь, и сама собиралась, но что именно рассказал ему сын — не знаю. Может, извернул всё так, будто развратная помощница сама
А ещё я совершенно точно не знаю, откуда возьму деньги на оплату поездки дедушки в Израиль и реабилитацию. И ежу понятно, что устройся я хоть на три работы — такой зарплаты, как в «Ситистрое», мне не видать.
— Аня, — как-то подозрительно мягко произнёс Ротканов, — девочка, я всё знаю.
Слишком мало информации. Хочет, чтобы я сама что-нибудь сказала?
— Мой сын поступил с тобой чудовищно, — должна бы выдохнуть, но мягкость этого человека настораживает, и я просто продолжаю смотреть на него. — И я шокирован. Как и сам Роман.
— Будете его защищать? — не знаю, как мне удавалось сохранять самообладание, но внутри лёд уже начинал трескаться, и наружу просачивалась лава злости и отчаяния.
— Ни в коем случае, — Игорь Евгеньевич встал и зашагал по кабинету. — То, что он сделал — ужасно, низко. Но Рома не отморозок, Аня, и ты сама это понимаешь. Мальчик запутался, заигрался, был ослеплён страстью, в конце концов.
— Мальчику — двадцать пять лет, Игорь Евгеньевич. И поздновато уже за него проблемы решать, не находите?
Ротканов остановился и внимательно посмотрел на меня, прищурившись. Кивнул каким-то своим мыслям.
— Он и пытался. Поэтому под замком сидит на даче. Охране приказано изъять телефон и ни под каким предлогом не выпускать.
Что ж, заботливый отец, ни дать, ни взять.
— Иначе бы наш разговор мог не состояться, потому что он вдруг решил, что его такой вариант не устраивает.
Я напряглась ещё сильнее. Мне было абсолютно не жаль Должанова, сидящего под папочкиным домашним арестом, меня больше тревожило, чего этот человек, сперва показавшийся таким милым и душевным, хотел сейчас от меня.
В дверь тихо постучали, и с позволения вошла секретарша с подносом. Она переставила две чашки кофе на стол и молча удалилась. Я сделала глоток скорее чтобы закрыться от прямого взгляда генерального, чем от желания пить.
— Анна, вы выйдите замуж за моего сына.
Не знаю, насколько некрасиво это было, но мне и плевать, по большому счёту, но кофе я поперхнулась так, что он пошёл у меня носом. Закашлялась и не сразу смогла сделать вдох. А Ротканов, будто только подобного и ждал, спокойно протянул мне бумажный платок. Губы и кожа под носом горели, когда я вытерлась и посмотрела на генерального. И я не дура, прекрасно расслышала, что это прозвучал отнюдь не вопрос.
— Простите, вы в своём уме?
— Более чем, — он откинулся на спинку стула и сцепил руки в замок на животе.
Очень знакомый жест. До тошноты прямо.
— Я этого не сделаю. И да, я прекрасно понимаю, зачем вы это задумали: дурочка из трущоб отхватила принца, женила на себе, а потом решила оттяпать часть денег и заявила об изнасиловании. Да кто ж ей поверит. Даже заявление не примут.
— Ты умная девушка, Аня, я это уважаю. Но ты сделаешь так, как я тебе говорю. И Роман тоже, потому что у нашей семьи на кону слишком многое.
Как бы я ни старалась держать себя в руках, но моя выдержка стала проседать. Я чувствовала, как немеют кончики пальцев от нервного перенапряжения.
— Игорь Евгеньевич, — я попыталась сменить тактику, сказала как можно более вкрадчиво, с большим трудом приглушив в голосе раздражение. — Я не собираюсь писать на вашего сына никаких заявлений, кроме как об увольнении по собственному. Я просто хочу поскорее забыть. Мне ничего не нужно от вашей семьи.
Ротканов отставил свою кружку и снова поднялся, прошёлся к окну, открыл его на проветривание и снова вернулся в свое кресло.
— Это ты сейчас так говоришь. Даже веришь в это. А через день, месяц или даже год ты вдруг поймёшь, что антидепрессанты не помогают, доверие к мужчинам и вообще к людям хромает на обе ноги, а невроз проник уже во все сферы жизни. И тогда ты начнёшь злиться. И рано или поздно придёшь к выводу, что виновнику того дна, персонального ада, в котором ты каждый день варишься, уж слишком хорошо живётся. И не помешало бы и ему напомнить, как оно бывает. И я, Аня, так рисковать не могу себе позволить.
— И что, попросите свою охрану притащить меня в ЗАГС?
Игорь Евгеньевич рассмеялся, полоснув искорёженным смычком по слуху.
— Нет, конечно. Ты возьмёшь отпуск на неделю, купишь красивое платье, пригласишь родню и придёшь сама.
— А если нет?
— Аня, ну ты же понимаешь, что каким бы замечательным ни был твой дед, ему бы в силу возраста ни за что не одобрили программу лечения и реабилитации в Израиле.
Вот оно. А ведь я подспудно понимала, к чему всё идёт. Внутри стало так холодно и скрипуче, что не удивлюсь, если изо рта пар повалит. Свободной рукой я незаметно ухватилась за край стула, чтобы не свалиться. Клетка захлопнулась за моей спиной с громким лязгом.
Дальше Ротканов продолжать не стал. Он только молча смотрел на меня, а всё что могла я — лишь так же молча испепелять его взглядом.
— Вот и всё решили тихо-мирно, — Игорь Евгеньевич расплылся в улыбке, будто мы только что с ним закончили работу над удачным проектом. — Ты умная девочка, Аня, хорошо поразмыслив, поймёшь, что от этого только выиграешь. Давай говорить откровенно, вы с Романом играли в игры ещё со школы. Так что кто знает, может скоро мой тихий дом огласится весёлыми криками вашей ребятни.