Я тебя помню
Шрифт:
Стрелка медленно подбиралась к 17:00, пора собираться.
Глава 9. Данил
Твою ж мать. Умудрился так влететь, что за несправедливость в жизни.
Какие дети? Столько лет не могла, а теперь по взмаху волшебной палочки! Как раз, когда я нашел Олесю, когда я все решил, когда я, блядь, осмелился послать к чертовой матери эту дрянь, она оказалась беременна моим ребенком.
А моим ли? Черт, даже не подумал, Мира та еще шлюха, но не могла приписать
Такой пиздец.
Опустился на рабочее кресло, облокотился локтями на стол и уронил голову. Крепко тер виски, долго и мучительно. Никаких идей в голове. Аборт — точно нет. Бросить ребенка я тоже не смогу, чертова ситуация. Впечатал кулаком в стол со всей силы, чтобы ломило костяшки, но не душу.
— Олесяяя, моя Олесяяя, — прошептал, глядя опустевшим взглядом. Душа ныла, сердце тоже, разум ретировался с места преступления, не оставив и капли здравого смысла.
Мне нужно ее увидеть, нужно поговорить с моей девочкой. Я должен.
Отвлек звонок. Мирослава.
— Да! — рявкнул так, что стены взвыли.
— Ну, милый, не надо так резко, я беременна ТВОИМ ребенком, ты не забыл? — сладко пропела, знала куда давить, всегда знала и всегда пользовалась.
— Это еще надо доказать! — ляпнул на автомате.
— Хм, докажу, котик, не переживай. Это твой ребенок и ты это знаешь, малыш! — я слышал даже через километры ее довольную, лисью улыбку, я знал, что она торжествует. — Мы муж и жена, любовь моя, жду тебя к ужину, помни об этом, целую.
В трубке послышались гудки.
Сукин сын. Настроение — ноль. Желания идти домой — ноль. Но я не могу бросить ребенка, отец поступал гадко с моей матерью всю жизнь, я не могу, даже с Мирой. Но Олеся, я должен поговорить.
— Ольга, я ушел, у меня встреча. До завтра, — сказал сухо, обыденным голосом.
— Хорошо, Даниил Андреевич. Завтра у вас встреча в конференц-зале в девять.
— Спасибо.
Вышел из душного офиса, на автопилоте дошел до машины. Руки были непослушными, деревянными.
Цветы, ведь нужно купить цветы, для Леси. Заехал в цветочный. Никак не мог вспомнить ее любимые, я знал, но мозг не хотел выдавать нужную информацию.
— Розы, всем девушкам нравятся розы, ведь так?
Продавщица только пожала плечами, ей было не интересно, скучно. И зачем такие работники.
Купил маленькие розочки нежно-розового цвета. Мило и не пошло.
Подъехал к Эклеру в 18:30…раньше…хотел ждать ее. Когда вошел, понял, что Олеся уже здесь. Она сидела спиной ко входу, в углу кондитерской, и смотрела задумчиво в окно.
— Здравствуй, Олеся. — сердце ухнуло вниз, когда она повернулась и обратила на меня свои большие карие глаза. Я утопал в них, я сходил с ума от них, они вызывали пожар в душе, в сердце и даже в моем разуме.
— Привет. — ответила холодно, но волнение выдавало то, как
— Это тебе. Цветы, — наклонился и легонько коснулся носом нежной кожи возле уха, я почувствовал запах ее волос, жар ее тела, то как напряглась жилка на шее.
— Спасибо, они прекрасны, правда, мне такие никогда не дарили. — щенячьи глаза выдавали такой восторг от простого букета. В моих штанах стало тесно. Разум поплыл, от близости, от запаха, от эмоций, я скучал. Да, черт возьми, я не скучал, я подыхал от тоски. Неужели ее муж не дарит ей цветов?
— Я рад, — не скрыл эмоций, нежно улыбнулся и поправил ее прядь волос, заправив за ухо.
Моя девочка покраснела, не отпрянула, не сбежала, но краска залила лицо.
— Садись, Даня. Ты ведь хотел поговорить, а я хотела вкусный чизкейк. — хитро и мило прищурилась, кусала губы. Я понимал, что нервничает.
— Отлично, — сказал с щедрой улыбкой. — Принесите, пожалуйста два черничных чизкейка и два кофе, черный без сахара.
— Ты помнишь? — удивление отразилось на ее лице.
— Конечно, я жил этой памятью, — протянул руки через стол и заключил ее пальцы в свои, такие холодные, поднес к губам и поцеловал. — Я умираю без тебя, моя девочка.
— Прекрати, — зло прошипела и оторвала руки, без них стало пусто, как будто ее пальцы давали мне тепло и уют, а теперь стало холодно.
— Черт, ты серьезно? — сказала это со злым удивлением. — Ты понимаешь, что опоздал на девять лет? На ДЕВЯТЬ долбанных лет? — сказала четко, каждое слово, чтобы они вбились гвоздями в мою грудь и в мою голову, чтобы дошло до сердца и там отразилось осколками по всему телу. Больно, сделала больно.
— Понимаю. Но я до сих пор помню, какая ты.
— И какая же? Ну? Ответь? От какой, "такой" ты ушел? Какую выкинул, как ненужную собачонку? — она взрывалась, тихо кричала, почти шепотом, но это был крик, крик ее боли. От этого мне было больней в тысячу крат.
Наклонился к ней и произнес прямо в губы:
— Какая ты громкая и вкусная, — шепотом, произнес сладким шепотом, уже хотел ее прямо на этом столе, прямо среди этой кондитерской. Плевать на всех: на людей, работников, прохожих за окном, хочу разложить здесь и сейчас, и снова выбивать громкие стоны из ее губ.
Покраснела жутко, ее щечки просто залило краской, а глаза расширились, дыхание сорвалось.
— Ну круто, что. Ты не знаешь кого трахнуть, Дань? Иди к Мирославе!
Брезгливо поморщился, прямо в точку, туда где ноет.
Она вскочила и побежала к выходу. Ну уж нет, девочка, не сегодня.
— Стой! — догнал на улице у входа, резко за локоть повернул к себе.
Пощечина, еще одна.
— УУУУУ, черт, девочка! — сказал строго, заломил руки назад и прижал всем телом к себе.