Я тебя рисую
Шрифт:
— Нет!
— Нет? А вот сестра уверяла, что да…
— Я вообще не понимаю, о чем вы говорите!
— Расскажи, что он с тобой делал, дикарка.
— А вы любите слушать, как это происходит у других? — не удержалась я. — У арманцев странная склонность к… подглядыванию!
Мужчина рассмеялся, потом облизнул губы, склонился ниже. И я явственно почувствовала сильный запах хмеля. Поморщилась. А он снова ухмыльнулся.
— Линтар научил тебя ублажать мужчину, дикарка? — похотливо улыбнувшись, спросил он. — Расскажи, что он любит? Если будешь достаточно убедительна, проживешь
Светлый дух! Да ведь этот арманец, кем бы он ни был, завидует повелителю Ранххара! Я так ясно видела в его красных глазах эту зависть, желтую и мутную, склизкую, как пиявка! У меня уже кружилась голова, надо скорее осуществить задуманное, иначе арманцу достанется мое бесчувственное тело!
— Да, он научил, — изобразив смущение и тщательно скрывая отвращение, сказала я. И откинула голову. — Знаете, повелитель такой горячий… Он всегда начинает с поцелуев в шею. Сюда.
Арманец притянул меня к себе еще ближе и лизнул там, где я указала. Я радостно вздохнула. И даже изобразила какое-то подобие стона.
— Да, да… Еще!
Снова движение его языка по моей коже. Отчаянно хотелось пнуть арманца изо всей силы, но я сдержалась.
— Пожалуй, я не буду убивать тебя, — прошептал он. — Если ты доставишь мне удовольствие, дикарка. И сегодня ты поймешь, что я лучше. Я во всем лучше его… И это все поймут. Скоро… — он снова провел языком по моей шее, и я поморщилась от влажного ощущения на коже. Точно, пиявка. Мое сердце стучало, словно хронометр, отсчитывая мгновения. Одно, второе, третье… Жадные руки арманца уже теребили на мне платье, тонкий шелк трещал от его нетерпеливых движений. Он ухмыльнулся, увидев страх в моих глазах, присосался губами к коже возле ключицы. Я отступила к кровати, и арманец рассмеялся.
— Ты права, энке, там нам будет удобнее.
Толкнул меня так, что я рухнула спиной на покрывало, навалился сверху. Задышал тяжело. И замер без движения.
Я вздохнула с облегчением. Ну, наконец-то! Выползла из-под тяжелого, придавившего меня тела и торопливо метнулась в купель, смыла с кожи остатки снотворного. Голова кружилась, и неудержимо хотелось спать, значит, часть снадобья успела впитаться в кровь. Но прежде чем уснуть, мне необходимо сделать еще кое-что, а я не уверена, что хватит сил.
Бумагу и грифель я спрятала под платьем, и порадовалась, что арманец их не увидел. Хотя это всего лишь бумага и стержень, не оружие и не яд, даже если и нашел бы, объяснила бы собственной… дикостью! Быть дикаркой иногда очень удобно!
Я присела на кровать рядом с арманцем, отчаянно зевая и борясь со сном. Но мужчина не должен запомнить, чем на самом деле закончилась эта ночь. Значит, нужно нарисовать ему новые воспоминания…
Со временем они сотрутся, но, надеюсь, продержатся достаточно долго. Я закусила губу. Все же, я имела весьма смутное представление о том, что собиралась рисовать. Вспомнила капли воды на влажной спине. Белые волосы. Откинутую в страсти голову. Сильные руки, сжимающие женские бедра…
Светлый дух! Как же это трудно!
Грифель прочертил первую линию. Это будут разметавшиеся по подушке красные локоны. Пальцы, сжимающие покрывало… Красные глаза, затянутые пеленой страсти… Приоткрытые губы. Штрихи и линии ложились на бумагу, создавая то, чего не было. Я не рисовала портретно, лишь намеки, вспышки, очертания. Именно так сохраняет наша память реальность. Ускользающие образы. Эмоции. Я хмыкнула. Пнула арманца ногой, не удержавшись. Потом подумала и добавила. Ничего, пара хороших синяков не помешают, это ведь была такая страсть! О, красноглазый, тебе очень понравилась ночь с дикаркой! Помнишь, как я кричала, насколько ты лучше Линтара?
Я снова зевнула, уже даже не прикрыв рот ладошкой. Скептически осмотрела рисунок. Вроде, вышло неплохо. Надеюсь, арманцу понравятся его новые воспоминания!
Недовольно глянула на распростертое тело. Ноги мужчины свесились с покрывала, он лежал неудобно, поперек. Я попыталась подтянуть, но какой там! Плюнув, торопливо стащила с него сапоги, рубашку, расстегнула брюки, брезгливо отворачиваясь и стараясь не смотреть на то, что под ними. Стащила их, уже зевая во весь рот и понимая, что еще немного — и снотворное свалит и меня. Сама раздеваться не стала, только раскидала ленты из волос, сбросила туфельки. И спрятала под платье рисунки с грифелем. Устроилась на подушке, закрыла глаза и радостно провалилась в сон.
Глава 9
Пробуждение оказалось не слишком приятным. Меня разбудили голоса. Один томный, ленивый и насмешливый, второй холодный настолько, что грозил обжечь стужей. Я открыла глаза, потянулась.
Красноглазый сидел на краю кровати, все так же с обнаженным торсом, повернул ко мне голову, облизнулся. Глаза сонные и недовольные, мотнул головой, снова уставился на стоящего перед ним повелителя Ранххара.
— Линтар, так ночь еще! Что ты от меня хочешь? Я только уснул! Твой подарок вымотал меня до основания, — он рассмеялся.
Я перевела взгляд на повелителя. Снова в своей черной одежде, даже на руках — перчатки. Лицо бесстрастное, белые волосы перевиты шнурками. Лишь в глазах дрожит огонек пламени.
— Хром, тебя ждет хранитель. Будь добр посетить его.
Красноглазый скривился.
— Линтар, неужели это не может подождать до утра? Я все подпишу чуть позже… — он снова обернулся на меня.
— Сейчас, — повелитель Ранххара голос не повысил, но Хром недовольно стал одеваться. Кинув на меня взгляд, красноглазый ушел, хлопнув дверью. Я села, прижала к груди покрывало. Линтар не двигался, смотрел на меня молча, и мне было не по себе. Почему-то казалось, что под этой маской ледяного спокойствия бушует ярость.
— Почему ты не сделала, как я тебе приказал, Ева? — безразлично спросил он. Сцепил руки за спиной. Я пожала плечами.
— А зачем? Ты отдал меня в подарок, разве нет? Отдал, чтобы этот… Хром делал со мной все, что захочет. Я ведь игрушка для таких, как ты. Дикая энке, вещь, рабыня! Надеюсь, я достаточно удовлетворила твоего друга! — бросила я, сама не понимая, что несу. Но осознание, что мною распорядились, сделали игрушкой, безумно задевало. Или я просто устала от них всех…
— Он сделал тебе больно? — еще один равнодушный вопрос.