Я – телохранитель. За пригоршню баксов
Шрифт:
– Боишься за свою жизнь?
– Я просто консультирую вас по вопросам вашей собственной безопасности. Если вам телохранитель нужен не для антуража, если вы действительно почувствовали неладное, мы должны это знать. Чтобы всё просчитать и принять меры.
– Никакой угрозы нет, – сказал Марецкий. – И мне тебя одного хватит выше крыши. Если я сейчас уже не могу с девушками нормально общаться, то что же будет, если я найму пятерых таких, как ты? Вот ты девушку сегодня прогнал. А зачем? Ведь не придёт она больше.
– Придёт, – успокоил его Китайгородцев. – Никаких сомнений.
Маша пришла. Как и договаривались накануне, она поджидала Марецкого у выхода из метро.
– Здравствуйте, – сказала как ни в чём не бывало, садясь в машину.
– Здравствуйте, – в тон ей ответил Марецкий.
Кажется, у них обоих вчерашнее не оставило осадка. Зато остался взаимный интерес. Только они сейчас не демонстрировали его слишком уж явно.
«Мерседес» Марецкого помчался по проспекту.
– Только теперь я поверила в то, что наша поездка действительно состоится, – призналась Маша.
– Почему же только теперь? – обернулся к ней Марецкий.
– Ну, вчера это было как-то несерьёзно, – дипломатично ответила Маша.
Китайгородцев в глубине души был с нею согласен. Вчера рассказ Марецкого о его аристократическом происхождении выглядел как заурядный пьяный трёп. Поболтали и забыли. Обещал показать развалины разорённого фамильного гнезда, а наутро уже и не помнит. Вспомнил. Может, он и вправду граф?
– Я действительно граф, – словно прочитав мысли Китайгородцева, сказал Марецкий спокойным тоном человека, говорящего о вещах само собой разумеющихся.
Извлёк из перчаточного ящика сложенный вчетверо лист, развернул. На листе была тщательно вычерчена многоцветная схема.
– Мое генеалогическое древо, – всё так же спокойно сказал Марецкий. – Все родственники как на ладони. Вообще-то мы не Марецкие, если разобраться, а Тишковы. Первый граф Тишков – вот он, – ткнул пальцем в один из квадратиков на схеме. – Тишков Михаил Елизарович. Потомственное дворянство даровано ему государем императором за заслуги перед Отечеством. К титулу присовокупили и поместье. То самое, куда мы сейчас едем. Тишковский род был не самый худой. В основном продвигались по военной службе. И так до октября семнадцатого.
При этих словах Марецкий вздохнул столь тяжело, словно лично с него в те дни срывала офицерские погоны вышедшая из повиновения солдатня.
– Кто-то из Тишковых уехал из России, кое-кто остался. Моя прабабка в двадцатом году девятнадцати лет от роду вышла замуж за человека по фамилии Марецкий, и с той поры Тишковых уже как будто и нет. Думаю, что она с радостью поменяла фамилию. Аристократические корни ей демонстрировать было совсем ни к чему. Опасно. А так вот выжила. И род продолжился.
– Эту схему передавали вам по наследству родители? – спросила заинтересованная Маша.
– Нет. От родителей я никогда не слышал о том, что у нас в роду были дворяне. То ли они сами об этом не знали, то ли просто боялись сказать, чтобы не навредить. Тогда ведь анкетам большое внимание уделялось. Мамину подругу не приняли в университет только потому, что она не состояла в комсомоле… Эту схему мне принёс какой-то любитель всяких архивных штучек. Самолично перелопатил мою родословную и уже с готовой схемой пришёл ко мне.
– А ему-то что за радость? – не поняла девушка.
– Он таким способом зарабатывает себе на жизнь. Их всего несколько человек на всю Москву, таких изыскателей. Сидят по архивам, поднимают старые бумаги, составляют родословную какого-нибудь известного человека, потом приходят к нему, демонстрируют плоды своих трудов и предлагают приобрести по договорной цене.
– И что же – покупают?
– Машенька, а вам разве не интересно, кто были ваши предки?
– Интересно.
– То-то и оно. Конечно покупают.
– А если это надувательство? Если генеалогическое древо фальшивое?
– Так ведь можно проверить, Маша. Тот человек вместе со схемой передал мне список всех документов, которые ему довелось держать в руках, с указанием архивов, в которых те документы хранятся, и с номерами, по которым их очень легко отыскать. Так что никакого подвоха тут нет.
Китайгородцев вёл машину, а сам нет-нет да и бросал взгляд на развернутую на коленях Марецкого схему. Генеалогическое древо где-то имело много плодов, где-то – совсем мало, от квадратиков к квадратикам шли стрелки, упирающиеся в красноречивые многоточия. Следов некоторых Тишковых неведомый архивариус, похоже, так и не сумел отыскать. Наверное, это были потомки тех, кто давным-давно уехал из России. Безжалостное время и обстоятельства перемололи человеческие судьбы, оставив лишь многоточия. Зато с самим Марецким всё было ясно. Через его прабабку, благоразумно превратившуюся из Тишковой в Марецкую, через деда и отца стрелка выводила прямо к Игорю Александровичу Марецкому и Инне Александровне Марецкой.
– У вас есть сестра? – поинтересовался Китайгородцев.
Секундная пауза.
– Нет, – нехотя ответил Марецкий. – Умерла.
– Извините, – сказал Китайгородцев.
Больше они к этой теме не возвращались.
Они давно выехали за пределы Московской области. Дорога становилась всё хуже, тянулась через заросшие сорняками, давно не обрабатываемые поля. Редкие деревни были невелики, неопрятны и казались безлюдными. Встречные машины попадались не часто. Если бы не редкие приметы цивилизации, можно было бы подумать, что за прошедшие сто лет ничего здесь не изменилось.
Теплый июньский воздух врывался в салон. Он нёс с собой густую мешанину цветочных запахов, от которых Китайгородцев уже давно отвык в Москве. Птицы поднимались из густой травы, некоторое время летели вровень с машиной, потом вдруг взмывали вверх, к синему до неправдоподобия небу, украшенному причудливыми облаками.
– Здесь когда-то было хорошо, – произнёс Марецкий задумчиво.
Ему, наверное, рисовалась благостная картина, на которой поля золотились метровой высоты пшеницей, на дальнем лугу паслись тучные коровы, юный пастух наигрывал на дудочке незамысловатую мелодию, а по дороге в это время катилась повозка на мягких рессорах, и сидевший в ней молодой барин скользил окрест задумчивым взглядом.