Приходит враг спросить воды,Глядит глаза в глаза.Вода в горсти мутна, как стыд,Прозрачна, как слеза, —И ты протягиваешь горсть,И он в ответ молчит.И только сердце у негоСтучит, стучит, стучит…Давно глашатаи трубят,Весь горизонт в огне.Ни для него, ни для тебяПути обратно нет.Как кровь, водица горяча,Сладка она, как ложь.И он убьёт тебя сейчас —А может, ты убьёшь.Пройдут часы, пройдут года,Земной ровняя счёт.Одна лишь чистая водаТечёт, течёт, течёт…В
твой сон, последний, долгий сон,Войдёт, хромая, враг —И ты напьёшься из горстиУ смертного одра.Из-под земли пробьётся ключИ будет длиться день —Как предзакатный солнца луч,Рассеянный в воде.
«Однажды нам покажется, что – кончено…»
Однажды нам покажется, что – кончено.Что наше время, время колокольчиков,Рингтоном отзвучало на распутице.Пускай теперь сама планета крутится!Нехай с неё ножом снимают кожицу —Без нас пиры и скорби приумножатся:Другие пусть ликуют и куражатся.Однажды нам покажется. Покажется…Согрелись в мягких креслах мы под пледами.Но брызжет ночь из-под копыта медного,И колокол над сонною ОтчизноюПо каждому звонит, отлитый сызнова.
«В пустом стакане тает лёд…»
В пустом стакане тает лёд,Пылит оранжевое лето.Кружит усталый звездолётУ неизведанной планеты.В огне сгорают мотыльки,А он, бескрылый и железный,Земной природе вопреки,Прошёл сквозь каверзную бездну.Он – привидение, фантом,Он – лёд, растаявший без толку,Ещё один красивый томНа прикроватной книжной полке.Но капитан сквозь перископГлядит с задумчивой улыбкой.Багряный плавится песок,И жизнь не кажется ошибкой.
«Умолкли псы сторожевые…»
Умолкли псы сторожевыеЗа крайней хатою.Я не жила в сороковые —Живу в двадцатые.И мне стоять за свой авось,За честь мещанскую.За всё, что в прошлом не сбылось,Пройти гражданскую.Запомнить лица мне живые,Поля несжатыеИ новояза клёкот лживый —За крайней хатою…Когда вобьют последний гвоздьВ ухмылку панскую,Угаснет боль, остынет злость.Осядет стансами.Про тихий Дон, Днепровский плёс,Салют на улицах…Всё то, что прежде не сбылось, —Однажды сбудется.
Майор
Майор Александр ИванчевЗаходит на цель.В зелёной траве одуванчикГорит как солнце.Воздух разъят крылом,Распополамлен,Плещется под сопломПламя.Майор вспоминает из книжкиДетский стишок.Таня, бычок, мишка.Всё у вас хорошо?Год сгорает за два,Брешут приборы.Трава у дома, траваМстится майору.Зубы сцепив, ИванчевТерпит двенадцать «g».Он не может иначе.Не отступать же?Пластик клавиши «Пуск»Пальцем продавлен,Сумеречен и тусклЦвет яблоневый.Не унывай, майор.Многая лета!Пробьёт впотьмах коридорНаша ракета.
«За новым поворотом Колеса…»
Рэю Дугласу Брэдбери
За новым поворотом КолесаВсё та же колея; лишь скрип чуть слышен.К подошве мёртвой бабочкой присталОпавший лист – вчерашняя афиша…Не грянул гром! Окончен карнавал:Подсчитаны
убытки и обиды.До майских гроз – ещё дожить. Сперва —Дожить, а там уж будет видно.Весной острее хочется… весны.Чтоб в клетке рёбер брошенной ракетыЦвели фривольно лютики и сныть,Алели капли ягод бересклета;Чтоб яд их несерьёзный на губахГорчил мечтой, не сбывшейся к обеду.Известно, надвигается беда,Но – без толку заранее о бедах.Прольётся дождь, неласков, нехорош,Прибьёт всю пыль, а вместе с ней – букашкуУтопит в капле злой весенний дождь,И больше ей совсем не будет страшно;Не будет стыдно, совестно однойДержать ответ за вся и всех причастных,Когда из одуванчиков виноДождётся кружки, повода и часа.
Сирень
Ползёт букашка по листу, дрожит и пятится.Прохожему невмоготу. Сегодня пятница,И пьяный гвалт вокруг, и стыд, весна-распутница.А он устал, а он простыл, совсем запутался.А впереди – и грех, и страх, и покаяние.Ещё останутся в веках его деяния…Но не сейчас: в чужом дворе, с улыбкой школьникаГорбатый нос в сирень уткнув, стоит Раскольников.Он познаёт, хоть по сюжету не положено,Что всяка дрянь и всяка тварь на свете – Божия,И даже если ничего внутри не ёкнуло,Пока сирень ломали вечером под окнами.По лужам фантики плывут, а тонут винтики.Букашка падает в траву, никем невидима,И не склоняя головы, идёт РаскольниковОт Петербурга – до Москвы, к друзьям в Сокольники…Дыра в поношенном пальто, в ботинках Ладога.Судьба найдёт его. Потом – роман и каторга.Черна могильная плита, обложка книжная…Букашка учится летать. Букашка выживет.
«Грош ломаный в карман дырявый спрячь…»
Грош ломаный в карман дырявый спрячь:Сегодня купишь Тане новый мяч —Но завтра повторится, что и прежде:Меланхоличный вечер мартобря,Канал в неверном свете фонаря,Утраты, сожаления, надежды…Ты смейся, смейся! Сколько нам ещё?Несёт котёнка нищий под плащом,Бог весть зачем: спасёт или утопит?А всё-таки, а всё-таки всегдаЕсть белый свет и чёрная вода,И мяч плывёт: накапливает опыт.
«Вырываясь из липкого сна…»
Вырываясь из липкого сна,Возвращаешься в тёплую нору.Времена, времена, времена,Перепутье, война, разговорыЗа стеной. Нависает стена:Фотографии в рамках, плакаты —Времена, времена, времена,И мы едем, мы едем куда-то.Век московскую серую мглуЗакатал в тротуарную плитку,Но стоит человек на углу,Ждёт трамвая, маршрутку, кибитку.Снег не тает на хмуром лице,На есенинских сбитых костяшках:Ни письма, ни записки в конце,Где уже не смешно и не страшно…Но ему не туда. Не туда!И таксист лихо трогает с места.Над Москвой небеса в проводах,Над Москвой облака из асбеста.Свет в прихожей горит. Тишина.Расцветает конфорка на кухне.Времена. Времена. Времена…Ни пера, человек. И ни пуха.
«На лёд, присыпанный снежком…»
На лёд, присыпанный снежком,Ступает голубь сизый.Топорщит хвост, идёт пешкомПо скользкому карнизу,Глядит в окно на жёлтый свет,На ходики с кукушкой,На облетевший сухоцветИ хлебную горбушку.Пора ему сорваться вниз,В метель, расправив крылья;А он ступает на карниз,Где в снежно-звёздной пыли —Цепочка маленьких следовОт края и до края.И лампы жёлтый ободокГорит, но не сгорает.