«Я торжественно любезен, и я торгую лампочками!»

========== Пролог ==========

В далёкой-далёкой вселенной, в безмерно огромном мире, жили странные люди. Их мир отличен от нашего, у него свои жёсткие своды правил, свои обычаи, традиции.

Одно из правил, которое глубоко засело в головах жителей, пусть его и не повторяли на каждом шагу, гласило — нельзя любоваться закатом. Да, это абсурдный запрет, но что же поделать — правило есть правило. И всем людям приходилось его соблюдать.

========== Глава 1 ==========

— Хоуппи, уже семь утра! Вставай, иначе опоздаешь!

Лениво, тоскливо, еле открывая глаза, юная Хоуппи начинала каждодневный утренний обряд. Наша героиня была уже не маленькой, но спать всё же любила больше, чем работу. Кое-как оторвавшись от

Чтобы хоть как-то окончательно проснуться, она забралась в душевую, включила воду и, подставляя плечи под обжигающие струи, погрузилась в мечты о сладкой мести «главвреду» (то бишь главному редактору-вредителю).

Хоуп была прекрасной девушкой, совсем недавно окончившей университет, и теперь она могла назвать себя журналисткой. После университета по распределению попала в главную городскую газету «Законный гражданин».

Ростом в своей семье была выше всех: до 177 сантиметров выросла! Это удивило даже врача по стандартизации в городской поликлинике, который лично проверял результаты замеров. Нельзя было не отметить длинные каштановые волосы, лившиеся прекрасным блестящим каскадом. Овал лица был красив и переходил в высокие скулы, ясно горел взор её серо-зелёных глаз, которые, казалось, имеют какое-то таинственное свечение. Над глазами покоились довольно пышные брови, а ниже располагался аккуратный носик, который вёл к красивым и пухлым губам. Вся эта прелесть не уступала по красоте тонкой шее, переходящей в чуть широковатые для девушки возраста Хоуп плечи. Высокая грудь гордо вздымалась при её дыхании, и каждый вдох очерчивал контраст женственной груди и тонкой, осиной талии, после которой начинались пышные бёдра. Далеко не каждая модель могла похвастаться такими красивыми и длинными ногами. Жаль, что подавляющее большинство всей этой красоты было скрыто под официальным костюмом журналиста, который начинался чуть выше набойки официально одобренной обуви на невысоком каблуке и кончался лишь под подбородком, где заканчивался широкий, застёгнутый наглухо ворот. Всё-таки престижное издание требовало подобающего дресс-кода.

По дороге к дворцу «Требований и стандартов», где Хоуп ждал ежегодный съезд комитета правил, она думала о предстоящей статье, которую придётся написать, и заранее продумывала, как и чем её «дополнить». Единственное, что девушка любила в своей работе, — это тайно, между строк или даже среди междустрочий протестовать против несправедливых законов, отрицающих свободу слова, личности и мысли. Хоуп крайне везло: так как она была умнее и корректоров, и главного редактора, которые особо не вчитывались в написанное, эти маленькие самовольства оставались незамеченными. Но всё же девушка безумно рисковала. Наказанием за доказанный проступок инакомыслия могло быть изгнание в дикие земли или сразу смертный приговор, что, в общем-то, означало одно и то же.

В этих мыслях Хоуп и провела дорогу до дворца, а за окном её автомобиля мелькали нарядные люди с детьми. Казалось, целый город стремился уместиться на одной, пусть и самой большой, площади. Хотя не так уж и странно это было: как-никак, единый государственный праздник и выходной длиной два дня способствовали появлению народа в самом центре. «Не у всех они есть, эти выходные», — грустно подумала Хоуп.

========== Глава 2 ==========

Проталкиваясь сквозь мириады людей, журналистка с трудом добралась до контрольно-пропускного пункта. Девушка на автомате полезла в сумку, пытаясь найти свой аккредитованный пропуск журналиста газеты «Законный гражданин», и, когда поиски увенчались успехом, подняла глаза и увидела… его. Сам начальник департамента разрешений и допусков встречал гостей и проверял право присутствия на столь «радостном» мероприятии.

«Почему он здесь лично? Это же работа для его подчинённых! А может, в этом году намечается что-то особо важное…» — размышляла Хоуп, пока протягивала свой документ об аккредитации. Постепенно эти мысли стали отходить на второй план. Согласно процедуре для сверки, она потянулась за бейджиком и быстро сняла его через голову, при этом распущенные волосы упали сияющим каскадом. Когда рука журналистки достаточно вытянулась вперёд для передачи пропуска и бейджика, Хоуп приподняла лицо, чтобы рассмотреть главу департамента разрешений и допусков — они не были знакомы и, более того, до сего дня не встречались.

Его подбородок был покрыт короткой щетиной, которая дальше вырастала в аккуратную эспаньолку. Скулы у него были высокими, на одном уровне с началом волос причёски ровной дорожкой, нисходящей от висков. Тёмно-каштановые волосы были коротко — по-армейски — подстрижены. Средний по размерам нос нарушал симметрию лица маленькой горбинкой справа — вероятно, знак прилежной учёбы в военной академии. И казалось, вся внешность его лица была бы обычной, в какой-то степени «стандартизировано-выверенной», если бы не взгляд глубоких голубых глаз, смотрящих нежно и одновременно с тоской. Казалось, они живут своей жизнью, и только небо может соперничать с ними синевой. Несвойственно пышные губы также выбивались из ровного строя типичной для молодых мужчин внешности.

В тот момент Хоуппи больше ничего не бросилось в глаза: обычный стандартный костюм, не самые широкие плечи и не самые большие руки. На вид начальнику департамента можно было дать чуть больше двадцати пяти.

Его глаза манили, притягивали…

«О Боги, я тону в них!» — глубоко вздохнув и наконец отдав пропуск, девушка мысленно приказала самой себе: «Так! Стоп, успокойся! Он — один из тех, кого ты всю жизнь ненавидела, из тех, кто выверяет чужие жизни по линейке, и выдаёт то, что полагается каждому по закону — и ни каплей больше! А иногда и меньше. Это самое важное для всех — право на жизнь! Жизнь, Хоуп!» — она зло выдохнула.

— Добрый день! — дружелюбно поприветствовал девушку начальник департамента. — С Вашими документами, Хоуп, всё в порядке. Вы можете пройти и присоединиться к остальным гостям возле сцены с трибуной. Ваши коллеги Вас ожидают, — сказал он с толикой усталости, но в голосе проскользнули и нотки участия. Мужчина отошёл в сторону, пропуская нашу героиню, и встал в официальную стойку.

— Ваше имя. Могу я узнать Ваше имя? —Хоуп не ожидала от себя такого вопроса. Конечно, профессия обязывала в какие-то моменты быть наглой, но всё же… Глава улыбнулся короткой улыбкой, одними уголками губ, и всё так же, с нотками чуть слышной грусти, но и какими-то новыми, неизведанными, произнёс:

— Александр. Так как Ваше имя мне уже известно, то очень приятно познакомиться, Хоуп. Прошу Вас, проходите, главный редактор «Гражданина» и Ваши коллеги ожидают Вас.

Двинулась Хоуп машинально, по привычке: за всю жизнь, пройдя тысячи кордонов, тело автоматически научилось не создавать очереди и помех в движении людских масс. Губы чуть шевельнулись в беззвучных словах: «Александр, Алекс…».

Так она и шла до трибуны, окончательно запутавшись в своих эмоциях — и тёмных, и радостных в один миг. Метров за десять-двенадцать увидела, скорее почувствовала, «главвреда» — от него за километр несло пошлостью, безграмотностью и алчностью — и заставила себя подойти. Он был в обществе главного корректора «Гражданина» и ещё двух незнакомых персон, наверняка из верхушки политической элиты. Мило улыбаясь, девушка делала то, что и всегда, — не слушала этих мерзких крыс. Но сегодня к ней не пришли обычные мысли, уступив место иным. Не сказать, что Хоуп была этому рада. Когда объявили о выходе патриарха с комитетом, избранных с соблюдением всех законов свода «Требований и стандартов», она автоматически плюхнулась на стул рядом с главным редактором, даже не думая и не сверяя, своё ли место заняла. Удача улыбалась ей: место действительно принадлежало Хоуп.