«Я торжественно любезен, и я торгую лампочками!»
Шрифт:
Алекс нежно, успокаивающе гладил Хоуппи по спине и ободрял словами, что и он этого хочет больше всего на свете. Что сегодня ему тоже снилась его Хоуппи и их совместный закат. Что кроме огненного неба и света её глаз у него ничего не осталось в этом мире!..
Но тем не менее Алекс просил хотя бы попытаться привыкнуть к новому месту, потерпеть ради близких, ради всех честных людей, живущих своей малой, простой жизнью. Говорил, что их закат ещё впереди.
И она верила. И она пыталась.
***
Но даже пытаться было
Ту запредельную ложь, которой пичкали людей авторы статей (журналистами их язык не поворачивался назвать) невозможно было представить. Это – чистой воды яд, который разлагал умы и души людей. И Хоуп приходилось читать каждую статью. Приходилось читать и исправлять самые простые ошибки, чтобы автор не выглядел идиотом в глазах читателей, хотя на самом деле он и являлся таковым.
Ей каждый день хотелось всё бросить, сдаться, сломаться… Но Алекс неизменно приходил на помощь. Подбадривал, говоря, что его Хоуппи ему очень нужна; и её глаза для него дороже всех закатов, ведь сияют прекраснее двух заходящих звёзд…
Алекс держал её руку и гладил по спине, успокаивал и говорил, что очень, очень хочет разделить закат с ней одной в целом белом свете.
Хоуппи хватало этого, чтобы поддерживать жизнь мозга, души, сердца и тела, хватало какое-то время.
***
Однако в один момент она сломалась.
Сломалась, не выдержав гнёта тревог. Не сумев противостоять окружающей лжи, она сломалась, затерялась, погибла среди строк, букв и хвалебных песен гнусным запретам. Она оказалась похоронена под статьями, колонками и очерками, восхваляющими надругательства над свободой человека. Похоронена, как сама и предсказывала, в кошмарном мешке для картошки.
В этот день Алекс получил сообщение: «Дорогой мой, самый важный и прекрасный человек в этом мире… В этом мире под сенью синего неба, пасующего лишь перед твоими глазами, есть только ты и наша мечта, которую мы делим на двоих. Сегодня я увижу закат из своих снов, но без тебя всё будет бессмысленно, как и большая часть жизни ранее. Будь у западной стены после комендантского часа, я буду тебя ждать возле многовекового дуба. Я хочу успеть до того, как нас успеют поймать, хочу раскрыть тебе всю свою душу, раскрыться вся под нашим общим закатом. Жду…»
Алекс кинул взгляд на электронные часы – они показывали 20:08. Может, ещё не поздно?..
Алекс ринулся к машине. Хотя дорога была неблизкая и лежала через весь город, может, он сумеет вновь помочь своей Хоуппи до наступления комендантского часа.
Но и Алекс понимал, что безоговорочного счастья в этом городе и в этой стране для него и Хоуппи не будет. И в самом худшем случае (или в лучшем, он ещё не знал) они вместе успеют испытать настоящее счастье – пусть и на пару мгновений…
Перед тьмой…
Перед тьмой вместе, навсегда.
Как назло, перед выходом на заправку дорогу преградил его заместитель по департаменту.
– Александр, добрый вечер. Вы уже уезжаете? Есть дело государственной важности? – грубый свистящий голос дышал затаённой неприязнью, скрытой за учтивыми словами.
Как ему не хотелось терять время на объяснения с этим долговязым, серым, как смерть, существом! Поэтому Алекс коротко ответил:
– Добрый. Да, Вы правы – я тороплюсь, есть дело срочной важности, и оно не терпит отлагательств!
– Вероятно, Вы говорите правду, если не спешите к своей горе-журналисточке? – ехидный голос вонзился кинжалом в сердце парня, заставляя глаза Алекса полыхнуть несвойственным им рыжим пламенем гнева и презрения:
– У меня нет времени! Дайте дорогу!
Он пихнул хилое, длинное существо с прохода и быстрым шагом направился к машине.
Видно, мир решает за нас, Хоуппи.
Инцидент не остался незамеченным – и не в последнюю очередь стараниями заместителя. За Алексом в погоню послали отряд внутренней службы безопасности, и тот потерял много времени, петляя и стараясь сбросить «хвост».
К западной стене он подъехал уже после комендантского часа.
========== Развязка ==========
21:19. Чёрт, как бы я хотел остановить время, повернуть вспять!..
Выйдя из машины, Алекс сделал очень непривычное движение головой — поднял её, устремив взгляд в небо.
Но там уже не было того, что он искал. Вероятно, огненный диск уже успел закатиться — в любом случае, закатиться за двухметровую стену, что отделяла цивилизацию от диких земель.
— Неужели я опоздал? — только и смог прошептать он, беззвучно, одними губами.
С нарастающей паникой направился к вековому дубу, что врос рядом со стеной — тому самому дубу, который должен был благословить их. Благословить их на первый и последний закат вместе.
Алекс позвал самую необыкновенную, самую драгоценную девушку, самого родного человека на свете. Слова вырывались тяжело, летели обрывками.
— Хоуп… Хоуппи! Где же ты?!
— Прости… прости, я рвался к тебе, как мог, но… меня задержали. Где же ты, л?..
Слёзы текли против воли, а голова туманилась от чёрных мыслей, что, возможно, под этим небом он стоит уже один.
И наконец она вышла из-за дуба, который всё же благословил их.
— Долго, очень долго… Я боялась, ты уже не придёшь…
Он подбежал, обнял её и, целуя растрепавшиеся волосы, шептал снова и снова:
— Прости, родная. Но у нас всё ещё есть мы. Пока есть…
Сказать, что Хоуп была сама на себя не похожа — не сказать ничего. Её глаза, щёки и тело горело жгучим пламенем, возможно, оно спалило бы всех, кроме Алекса. Верхняя часть «одежды» была разодрана, образовывая декольте, оставлявшее не так много свободы воображению. Но важнее, что жар, казалось, сконцентрирован здесь в разы сильнее.