Я тоже виноват
Шрифт:
– Надо же, нажраться как свинья.
– А вы тоже... нажрались...
Тут Марина отключилась, пришлось затаскивать ее в мою квартиру.
Пьяную куклу опять свалил на диван. Немного пришел в себя, окунулся под душем и вернулся в комнату. Как и в тот раз, раздел ее до гола и накрыл одеялом. Вот навязалась на мою голову. И так что у нас завтра... суббота, выходной день. Для кого- нибудь может быть и выходной, а у меня завтра похороны Василия Герасимовича. Все же немного высплюсь, хоть до одиннадцати.
Утром
– Эй...
Но что это? На диване Марины нет, как нет на стуле ее платья и одежды. Обошел всю квартиру... пусто. Ну и хорошо, меньше нервотрепки.
На кладбище мало народу. От цеха почти несколько человек, хотя приглашали всех. Прессовщица Клавдия Яковлевна встретила как родного.
– Юрий Андреевич, вот хорошо, что пришли. Представляете от завода вы из начальства, почти один...
– Каждый приходит по своей совести...
– Вот именно, мужик столько лет заводу отдал, а эти, никакого почтения... Да что с них взять, все молодые..., начальство, считай, пять раз менялось, пока Василий был начальником цеха.
– А где же наш профорг?
– Не пришел. Ему сейчас не до этого. Анатолий кляпает очередной пасквиль...
– Что это значит?
– А вы не догадываетесь? Он теперь метит на место Василия Григорьевича, вот и пишет тысячи бумаг, доказывая, что без него цех не пойдет в гору.
– А пасквиль то на кого?
– На вас, на кого же. Пока вы ему один дорогу перекрываете.
Настроение у меня окончательно испортилось. Подъехали машины с гробом и родственниками. Начался ритуал прощания. Кто то толкнул меня в плечо.
– Это я, Юрий Андреевич, - шепчет голос сзади.
Да это же Марина.
– Где ты была?
– Пораньше встала, ездила в морг к Василию Григорьевичу, а от туда сюда.
– Тихо, давай простимся до конца.
Я не поехал на поминки, а отправился к себе домой.
В воскресение отоспаться не дают. Бесконечные звонки в дверь поднимают с кровати. Сонный подхожу к двери.
– Кто там?
– Милиция.
– Чего?
– Милиция. Откройте дверь.
– Сейчас, оденусь.
Натягиваю штаны и рубаху, осторожно открываю дверь. Действительно на пороге два милиционера, четверо человек в штатском и одна женщина.
– У нас ордер, на обыск.
Милиционер протягивает мне бумагу, а один из штатских нахально отталкивает меня и проходит в квартиру, за ним послушно входят остальные. Я растерянно гляжу на них. Что еще произошло?
Обыск проходит быстро, мебели у меня мало, зато в прихожей находят два Марининых чемодана и подзывают меня к ним.
– Ваши чемоданы?
– спрашивает меня милиционер.
– Нет. Мне их принесла знакомая на хранение.
– Вы знаете их содержимое?
– Нет.
–
Они с трудом подтаскивают чемоданы к столу. Один затаскивают на него. Старший из гражданских тоже стал помогать, он копошится с замками и вот наконец крышка открылась.
– Граждане, понятые, - говорит милиционер, - подойдите поближе.
Женщина и мужик в косоворотке послушно подходят ближе. Из чемодана извлекаю небольшой мешочек, развязывают перевязь и высыпают на стол желтоватый песок.
– Смотрите, этот песок по внешнему виду похож на золото.
– Золото?
Я ошеломлен.
– Здесь около двадцати мешочков. Мы предполагаем, что в каждом мешочке почти килограмм, а это значит в чемодане около двадцати килограмм золота. Все что вы видите, составим протокол, а потом содержимое проверим в лаборатории управления и там же точно все взвесим, а сейчас откроем второй чемодан.
Сволочь Марина, в какую пакость меня затянула. Во втором чемодане тоже самое, те же мешочки с песком.
В управлении милиции меня долго держали, составляли массу бумаг, задавали десятки вопросов и, к моему великому удивлению, отпустили домой. Напоследок, капитан, что меня допрашивал, сказал.
– Вас спас ключ.
– Какой ключ?
– Тот, что вы дали своей сожительнице, любовнице или как там... Марии Паршиной. У нее нашли ключ от вашей квартиры. Она сначала отпиралась от всего, даже от вас, а после такой находки раскололась.
– И что она рассказала?
– А вот это вам знать не положено. Лучше отправляйтесь домой.
Воскресение пропало.
Мастер цеха, Марина Ивановна на работу не пришла. Мне пришлось срочно сделать перестановку кадров. Я вызвал Клавдию Яковлевну.
– Зачем вызывали, Юрий Андреевич, - спросила она, едва переступив порог кабинета.
– Марина Ивановна не вышла на работу. У меня к вам просьба, возьмите ее участок, а вместо себя для работы в боксе, вызовите со второй смены Наталью.
– А что с Машей такое?
– Пока не знаю. Буду выяснять.
– Хорошо, Юрий Андреевич, я возьму ее участок.
Как только прессовщица ушла, я стал звонить Марии домой. Трубка отозвалась мне хриплым голосом.
– Алле...
– Здравствуйте. Можно мне позвать Марину Ивановну.
– А кто это говорит?
– Это звонят с ее работы. Маша сегодня не вышла на работу. Я начальник цеха и очень волнуюсь за нее.
– Она видно долго не придет. Маша сидит в тюрьме.
– Вы ее отец?
– Да.
– За что ее посадили, можете сказать?
– Могу. Это мой идиот, родственничек, приехал из Сибири и привез ненужный товар, а потом впутал в свои дела бедную девочку...