Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Прошлое – это как будто «не про меня». Реальной я ощущаю себя только в настоящем, а то, что со мной происходило раньше – могла ли я, нынешняя, всё это сотворить?
Первая версия меня – шести лет. Тогда я начала относить себя к человекам. Да, конечно, есть воспоминания и о более ранних годах, но на тех картинках я какая-то бесплотная, а во дворе на бульваре Звездолётчиков у меня есть не только руки-ноги, но и коричневое клетчатое пальто, шапка-шлем неопределенного оттенка и мысли в голове. У меня даже есть дом и родственники. Я разглядываю худую смуглую девочку, с которой мне только что велели дружить. Она выше меня
Так, постепенно в моей памяти собралась целая галерея различных версий меня. Я начала этого года отличаюсь от меня же нынешней. Те события, о которых собираюсь написать, произошли в течение десяти месяцев, но перевернули всю мою жизнь – я теперь другой человек.
События принадлежат храбрым
Сначала мне показалось, что я пришла не по адресу. Офис нанимателей больше походил на почтовое отделение, чем на контору рекрутинга. Такие же плакаты на стенах, высокие стойки, из-за которых почти не видно собеседника, несколько рабочих мест закрыто, а у остальных мается в очереди с десяток соискателей. Я заняла очередь за полным мужчиной в клетчатой рубашке и начала заполнять бланк заявления своими анкетными данными. Пока запихивала в узенькие строчки всю свою жизнь, подошла моя очередь. Женщина за стойкой молча взяла анкету и буквально за пару секунд исчеркала бланк вдоль и поперек красными чернилами. У неё была очень тонкая шея и неврастенический цвет румянца. Не глядя, она резко бросила в мою сторону несколько слов:
– Надо заполнять все поля. Я сама должна угадать, по какой вы вакансии?
– Извините. Я по объявлению. Думала, что тут все подписываются на «Нумератора».
Моя собеседница походила на птичку, подумала я в тот момент, когда она вскинула на меня свои испуганные, круглые, немигающие глаза. Румянец схлынул с бледных щёк, а потом снова набежал ещё ярче, только как-то неровно, пятнами.
– Зачем вы встали в мою очередь?!
В её голосе было столько паники, что я невольно и сама сделала шаг назад, как это сделала вся очередь за мной в тот миг, как было произнесено слово «Нумератор».
– Вам не сюда! Никогда не стойте в моей очереди!
На последнее слово ей почти не хватило дыхания.
Стандартный молодой человек в черной униформе взял мою анкету со стойки одной рукой, меня под локоть другой и недовольно прокомментировал:
– Приходят наниматься, а сами даже читать не умеют. Написано же, и крупными, причем, буквами!
Он отпустил мой локоть так умело, слегка подтолкнув вперед, что я оказалась прямо перед дверью с табличкой «Регистрация Нумераторов». Буквы и в самом деле были крупные. Как-то было неловко было чувствовать себя причиной волнения в тихом офисе, тем более, что на сонную очередь, словно волна набежала, сбив отдельно стоящих до этого
Дверь отворилась, и я попала в маленький кабинет, отделанный темными деревянными панелями. Римские шторы из плотной холстины были задернуты, зато включена настольная лампа. Её фаянсовый абажур почти не пропускал свет, образуя только два ярких круга: один на столе, другой, поменьше, на потолке. Я не разглядела человека, который взял мою анкету у охранника, потому что не задержалась в этом кабинете. Так же решительно, как и в первый раз меня втолкнули в следующее помещение, и в этот момент я начала беспокоиться.
Стол, стул, зеркало на стене. Десять минут, двадцать… Устроюсь дворничихой, из- за свежего воздуха и дозированной физической нагрузки. Посуду мыть не пойду. Хорошо ещё почту разносить, но сумки тяжелые. Сорок минут… Выйду отсюда и начну ценить маленькие радости жизни. Мороженое точно куплю. Надо было сначала у знакомых поспрашивать про работу. Стул жесткий, подожду ещё минуту и встану.
– Добрый день!
Передо мной появился бумажный стаканчик то ли со светлым кофе, то ли с темным какао. В меру горячий напиток дал мне возможность исподволь разглядеть моего собеседника. Милый, светловолосый мужчина средних лет. На щеках много мимических морщинок от частых улыбок, а на лбу – от тяжелых мыслей. Глаза небольшие, но это тоже преимущество: ум и проницательность словно прикрыты веками и выгоревшими ресницами. Кудряшки на висках, ухоженные руки.
– Примите искренние извинения за задержку. К нам нечасто обращаются по данной вакансии. Как я могу к вам обращаться?
– Можно просто по имени.
– Для вас я – Куратор. Давайте уточним, во избежание недоразумений: вы пришли к нам устраиваться на работу…
– Нумератором. – Вы представляете, чем они занимаются?
– Мне сказали, что надо ходить по домам и вести списки тех, кто… пропал, исчез.
– Кто вам сказал?
Я промотала в голове все определения, что пришли мне в голову при виде Куратора. Кажется, первое было: «милый». Теперь я бы это слово никогда не употребила, глядя на человека, сидящего передо мной. Теперь я увидела не морщинки вокруг глаз, а жесткие складки вокруг губ, не завитки светлых волос, а застегнутую на все пуговицы накрахмаленную рубашку. Похоже, я здорово во что-то вляпалась.
Я, может быть, и ответила на вопрос, если бы знала ответ. Никто никогда напрямую не говорил мне о Нумераторах. О них не говорят. Их не любят. Я знала о них по отрывкам разговоров в трамваях, из шепота детей, рассказывающих друг другу городские легенды, из кратких заметок в газетной хронике: «Нумератор округа выявил 18 случаев, из них ни одного не принято к расследованию ввиду отсутствия заявлений родственников пропавших».
Ещё я знала, что это государственная должность с приличной зарплатой, причем на этих людях государство много не теряет, потому что Нумераторы тоже рано или поздно исчезают. В Ландракаре только одна ставка по этой должности на целый округ, и та вакантная уже пару лет. А ещё я слышала (и уж точно в это не верю), что рядом с Нумераторами иногда видят Драконов, как и рядом с теми, кого они исчисляют.
Куратор терпеливо ждал. Я попробовала «включить дурочку», однако на хлопанье ресницами и пожимание плечами, он никак не среагировал, поэтому пришлось отвечать: