Я (убью) люблю тебя, Воскресенский!
Шрифт:
– Милый, – шепчу, глядя в расширившиеся зрачки, что оказываются неожиданно близко, – а какого ты делаешь в моей кровати?
Гений зависает, взгляд опускается на мои губы. А потом славный представитель семьи Воскресенских отшатывается – я позволяю, прогнувшись в спине и освобождая конечность. Правда, не ожидаю, что ужас младшенького настолько сильный. Есений отпрыгивает так, что сваливается с того края древней, но двухспалки.
– Покорён и побеждён, – хмыкаю, выглядывая за край.
Воскресенский как раз поднимает недовольный,
– Это моя кровать, – бурчит мрачно.
Садится на полу, а потом одним резким движением оказывается на ногах.
– В квартире два спальных места, и оба здесь. Есть будешь? – он всё-таки поворачивается.
Хотя я была уверена, что так и будет разговаривать спиной.
– А как же благородно уступить даме?
Цепляюсь взглядом за давешний «домик», поднимаю глаза к его лицу. Удивляюсь, что на откровенную провокацию и издевательство он не реагирует. Морщится только, да вздыхает. Словно не он, а я надоевший беспомощный ребёнок. Подросток в худшем из смыслов.
– Я помогу тебе умыться, – качает головой непробиваемый гений.
– Обойдусь, – отвожу взгляд.
И, кажется, повторяюсь.
– Диана сказала, руку нужно максимально беречь. Для скорейшего восстановления.
– Диана, – усмехаюсь. – Милый, ты воспользовался моим состоянием и завёл подружку?
– Если тебе так больше нравится, – в его голосе раздражение. – Но, вообще, Диана хирург. Мы познакомились вчера по чистой случайности, и она согласилась помочь.
– А ты нарасхват, – с кривой усмешкой ловлю его взгляд.
То, с каким чувством он говорит «Диана», дико бесит. До злых мушек перед глазами и желания найти и нагадить.
– Так радуйся, – отвечает в тон, – иначе ты бы ехала в ближайшую травму. А потом общалась с такими же весёлыми как ты ребятами. Они бы тыкали в тебя стволами, а ты язвила в своём любимом стиле.
Кстати, об этом.
– То есть клоуна с глушителем ты знаешь?
Надо бы выяснить, что за навозную кучу разворошил этот, во всех смыслах гений. Потому что мальчика в балаклаве я узнала, даже если он меня нет. Память на лица у меня почти такая же, как на чужие банковские счета.
– Его нет, но подозреваю, кто ходит у него в хозяинах. – Воскресенский взлохмачивает шевелюру. – Слушай, там такое…
– Вот про такое и расскажешь. После того как я займу единственную ванную. Единственную ведь? – начинаю подниматься и чувствую, как этот припадочный подхватывает меня под локоть здоровой руки.
– Я помогу.
Святой глюк, кто бы мог подумать, что у него такой комплекс героя!
– С чем? – поднимаю бровь и встаю, не опираясь на гения. – Пописать? Или раздеться? А, может, спинку потереть?
Что приятно, Воскресенский не опускает взгляд ниже моего лица. Притом что в отеле я надела один из самых жарких своих комплектов белья, а одеть меня до сих пор никто не додумался.
– Ты можешь разговаривать нормально?
Оу, а у кого-то снова полыхает. Слава Гейтсу, а то я успела испугаться, что растеряла навыки.
– Изредка, чаще письменно.
Руку не выдираю, но Есений понимает намёк и отступает. Молодец, хороший мальчик.
– Обезбол только в ампулах, – грудь ходуном, глаза сверкают, – поставишь сама? Раз такая самостоятельная.
– Милый, ты всерьёз думаешь, что не смогу?
До этого счастливого мига уколы я ставила только другим, но главное ведь понимать процесс.
– Окей. Удачи, – фыркает он и резким шагом выходит.
За стеной начинает греметь посуда, а я морщусь от нарастающей боли, здоровой рукой хватаю сумку и иду в ванну.
Глава 11
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Умыться и правда проблема. Вдвойне – потому что косметика на мне стойкая, яркая и размазанная.
Сама едва не пугаюсь, опознав себя в зеркале – удивительно, как Воскресенский смотрел на всё это и не вздрагивал.
Поперёк ванной лежит деревянная доска родом из моих воспоминаний. Подвисаю, но быстро смаргиваю ностальгию и поворачиваюсь к раковине. Вот это… красота.
Вздыхаю.
Нет, думать о бабушке я не буду. Тем более, она мне и не бабушка.
Но как не думать, если уже сутки я не занималась ничем, кроме этого. Думала и лежала, лежала и думала.
Тряхнув головой, проверяю чувствительность руки. Удачно проверяю, от стрельнувшей резкой боли на глазах слёзы. Выдыхаю, со злым смешком стираю капли на щеках.
Чёртов Бес со своей компашкой! Да, расстались мы не очень хорошо. Да, я подтащила из общака приличную сумму. Но не настолько, чтобы все эти годы меня искать и, тем более, стрелять до того, как задать вопросы.
Хотя это могла быть инициатива Пашки, зря я тогда над ним издевалась и динамила. Но кто бы не динамил, если пикаперские замашки тот свистнул из «Бригады», а догадаться, что жизнь несколько отличается от бандитских сериалов, мозгов уже не хватило.
Открываю кран, бездумно сверлю взглядом струю, что с перебоями и шипением льётся в санфаянс.
Прибил бы, а Бесу сказал, что так и было. Попытка к бегству и всё такое. Раз слава о моём характере уже тогда облетела всю группировку.
И по всему выходило, что меткость Воскресенского спасла мне жизнь. Ему тоже, но мне особенно.
Усмехаюсь.
Мой счёт к младшенькому всё растёт и плевать, что он об этом даже не догадывается.
Вода, наконец, становится похожа на тёплую, притом, что кран с холодной я даже не трогала.
Окей, как теперь убрать волосы в хвост?
С трудом и тихим матом правой рукой кое-как держу волосы, пока левой пытаюсь хоть как-то забрать их наверх. Устаю, отступаю и сажусь на край ванны.