Я (убью) люблю тебя, Воскресенский!
Шрифт:
И Полякова со мной за компанию.
Но отвратный сухой щелчок перебивает планы. На одних рефлексах бросаю ноут на звук и постфактум осознаю, валяющееся в дверном проёме тело. Угол нелёгкого ноута пришёлся мужику в чёрном и балаклаве ровно посередине лба, логично отправив того в нокаут.
Нелогичным был только ствол с глушителем в качестве декора. И Полякова с закрытыми глазами и мокрым от крови рукавом.
– Бракованный Windows! – выдыхает зло, пока я подхватываю её, попутно отопнув пистолет подальше от тела. Опирается на меня, встречаемся
Глава 5
Пока Полякова тихо ругается под нос, довожу её до дивана, аккуратно опускаю.
– Жива?
– Да пошёл ты, – она вдруг становится земной и очень злой. – Какого, вообще, хрена? Что это было и во что ты снова вляпался?
Вместо ответа молча и быстро разрываю рукав. Повезло, рана чуть выше локтя пусть сквозная, но неглубокая. Медленно сгибаю.
– Воскресенский! – шипит Полякова.
Кость не задета, иначе простым шипением не обошлись бы. К счастью для моей совести, которой мне досталось на всех трёх братьев сразу.
Чёрт, и как они нас выследили?
Недолго думая, отрываю второй рукав, перевязываю рану.
Без первой помощи хреново, но если этот очнётся, будет ещё хуже.
– Посиди минуту спокойно, – вздыхаю. – На, поищи пока свою пп-шную еду.
Всовываю ей в руки свой телефон. Все что угодно, лишь бы не истерила от шока или ещё какой посттравматической фигни.
Хорошо, что всё произошло слишком быстро, даже ресепшен не чухнулся, хотя здесь два шага по узкому коридору. Поэтому втаскиваю мужика за ноги и захлопываю дверь. Пистолет кладу на журнальный стол рядом с Поляковой, пока та занята. В два счёта связываю руки-ноги активному специалисту так, как учил отец. То есть намертво.
Оборачиваюсь на щелчок, чтобы обнаружить ствол отдельно от магазина. Полякова постаралась.
– Загуглила, – поясняет в ответ с кривой ухмылкой.
И что-то не сходится, образы до и после не синхронизируются, но сейчас откровенно не до того.
Надо решить, остаться и поболтать или валить, пока целы. И чем больше смотрю на пародию по Джону Уику, тем больше тянет ко второму варианту.
Тем более, у меня девушка, пострадавшая по моей вине. Долбанный ты случай!
– Окей, гугл, как удрать от погони, – бурчу под нос.
– Милый, ты умом от шока тронулся?
Интонации не те, бесит не так, да и в целом нанятая братьями нянька уже не худшее из зол.
Где? Ну где я так спалился?
– А ты? – возвращаю вопрос, а потом перехватываю оружие и рукоятью отправляю незваного гостя, который решил очнуться, в длительный нокаут.
На этот раз с сотрясом, но кого это волнует.
– Я тронулась, – мрачно подтверждает Полякова, у которой от шока один мат в глубоком синем взгляде. – И что теперь?
– А теперь сматываемся, – бросаю взгляд на её руку, и по корпусу долбит чувство вины. – Но сначала тебе надо переодеться. Я помогу.
Толкнул же цифровой под руку! В тот день, когда решил сделать доброе дело
Хотя стоило включить мозги и подумать, а не пялиться в пятинулевую оплату.
И как же звали ту рыжую… Катя? Маша? Даша! Дарья Найденова. Какой-то там журналист, корреспондент и хрен знает кто ещё. Но у неё была чистая история и никаких пересечений с «Зевсом». Вообще, никаких!
А, значит, меня спалили в процессе. Когда я передавал ей базу? По-тупому, на фудкорте какого-то торгового центра, потому что не доверился онлайну. И было это месяца полтора назад – «Зевсу» как раз хватило бы времени отследить и отправить специалиста.
– Обойдусь. Достань кофту из сумки. Тёмную, с капюшоном. А теперь отвернись…
– Ты не сможешь. Рука распухла, тем более, правая. Ты же правша?
Господи, зачем ты создал таких отбитых особ? Или они попадаются только мне? Хотя те, кто вопит «опять ты в своём ноуте, удели мне внимание!» ещё хуже.
Да, я в ноуте. Потому что, блин, программист!
– Не трогай! – рычит Полякова, стоит подойти. – И отвернись.
Окей. Поворачиваюсь спиной и изучаю стену в мелкий абстрактный цветочек, заодно по-тихому бросаю ствол в рюкзак. Слушаю сдавленные ругательства и болезненное шипение. А потом терпелка заканчивается.
– Меня воспитывали, – хмуро поворачиваюсь к ней, – помогать слабым. Так что сбавь обороты и потерпи.
– Хамло, – выдыхает Полякова, когда я просовываю её руку в рукав.
– С чего это?
И нет, не смотрю ни на высокую грудь в кружевном белье, ни на плоский живот.
– А просто так, – прищуривается она. – Есть претензии?
– Ни одной, – со вздохом.
В деловой юбке и спортивной кофте она смотрится так себе, но ничего, сойдёт за тренд.
– Нам надо уходить, ты сможешь?
– Ходить? – поднимает бровь, хотя лицо уже побелело. – Воскресенский, мне выстрелили в руку, а не в ногу. Достань кроссовки, – командует в своём стиле.
А что? Слушаюсь и повинуюсь, раз уж всё случилось из-за меня. Вряд ли Полякова настолько насолила кому-то правильным питанием и распорядком, что её пришли за это убить.
– Я сама! – Предчувствуя проблемы, затягиваю на её ногах шнурки. – Убила бы, – выдыхает в ответ Полякова.
– Идём.
Потому что больше сказать нечего. Хотя вопросы появляются, когда она оставляет в номере две из трёх своих сумок. Мужика оставляем тоже, потому что на фиг такой груз. Вот только стоит взять её за руку, переплетая пальцы, как Полякова снова шипит.
В этот раз капец по-кошачьи.
– Сделай одолжение, помолчи, – перебиваю хмуро. – И улыбайся, если умеешь. Потому что, когда ты рухнешь в обморок и кто-то ломанётся тебя спасать, всю нашу конспирацию разоблачат в два счёта.