Я уеду отсюда
Шрифт:
Лиана пока ножками не достает до педалей, которые приводят в движение железные конструкции, принесенные свёкром. Если нажимать на педали, конь шевелит ногами. Пока с этими игрушками одна маета. Они огромные и тяжёлые, но дочка рада. Правда нам приходится таскать её вместе с машиной и конём т.к. она не может сама ими управлять.
Однажды Васька приходит с работы выпивший. Я смеюсь, какой он смешной и весёлый.
«Погоди, ещё кровавыми слезами наревёшься», – говорит мне свекровь. И
Я устроилась работать, Лиану отдали в ясли.
Придя с работы, домой, я застаю Ваську крепко спящим, а Лиану, играющую на полу в нетопленном доме. Как же можно быть таким беспечным и необязательным! Как плохо, что на мужа нельзя положиться даже в таком простом деле.
Дочка простыла и заболела.
Я вожу Лиану в больницу на прогревание, шею греем лампой, пою дочку прополисом.
Лимфатические узлы стали увеличиваться и сбоку шея опухла. Сначала врачи говорят, что у нее свинка и это скоро пройдёт.
В декабре 1972 года меня с Лианой кладут в больницу.
Врач сказал, что у неё страшный диагноз и мне нужно родить второго ребёнка. Я не верю. Моя жизнь закончилась вместе с этой ужасной болезнью.
В больнице мы лежим с ней до апреля. Всё это время Лиану пытаются лечить.
Малышке нужно сделать операцию и взять биопсию – анализ состояния лимфоузлов, чтобы поставить точный диагноз.
Я боюсь напугать Лиану и не знаю, как объяснить, что ей будут делать операцию. Дочке всего 3 года.
Каждый день в операционную на грохочущей металлической каталке везут детей. Дочка боится каталки и просит меня, чтобы её врач отнес в операционную на руках.
Хирург Волосов по нашей с ней просьбе несет Лиану на руках и проводит операцию.
Без каталки дочке не так страшно. Анализы плохие. Диагноз подтвердился.
От горя я не нахожу себе места. Я должна жить вопреки отчаянию. Я должна надеяться.
В больницу к нам никто не приходит.
У нас нет ни запасной одежды, ни средств гигиены, ни поддержки, ни гостинцев для Лианы.
Васька пришёл один раз пьяный, я прогнала его, чтобы приходил трезвый. Больше его не было. По–всей видимости, трезвость к нему не явилась.
Свекровь не пришла ни разу. Поскольку она работает в больнице (хоть и не в той, где мы лежим), медики её знают, я через чужих людей прошу, чтобы Евдокия передала нам сменную одежду. Мою просьбу выполнили и этим ограничились.
– Ничего, родишь ещё – говорит Евдокия – у меня вон четвёро не пелёнаны выросли. Привяжу к дереву за ногу, и иду в поле работать. Приду, а у него черви аж под губой от мух. И ничего – выросли…
Лиане начинают делать химиотерапию. Вен для капельниц у неё нет. На ноге делают разрез и достают венку,
По моим щекам всё время текут слезы, Лиана замечает и утешает меня: «Мне совсем не больно».
Дочка ведет себя стойко. Никогда не плачет и успокаивает меня.
С венкой, куда капают лекарство, происходит что–то не так. Врачи говорят, что ножку можно потерять. Нога раздута, дочка не может ходить.
Около полугода мы лежим в больнице. Я молюсь за дочку, за её ножку, за жизнь.
Ногу, каким–то чудом спасли. Курс химиотерапии закончен. В апреле нас выписывают. На улице очень тепло, снег растаял, и огромные ручьи текут реками по улице.
Такие же ручьи текут у меня из глаз.
Мы с дочкой в зимней одежде. Когда нас положили в больницу, Лиана была в цигейковой шубке, меховой шапке и валенках. Я тоже – во всём зимнем. Лиана не может понять, почему она в шубе. Я боюсь её простудить.
Я пытаюсь нести ослабленного ребенка в жаркой одежде через весь город домой. Домой, где нас не ждут, в валенках по лужам.
Горе душит. Но мне нужно быть сильной.
Яркая и солнечная апрельская погода еще большим контрастом подчеркивает безысходность ситуации и подрывает мой падающий дух, от свалившегося на плечи непосильного горя.
Несмотря на лучи весеннего солнца перед моими глазами черно.
Обидно, что мы не замечаем, как самые важные моменты в жизни проходят, а мы не успеваем ими насладиться. Я бежала, бежала по жизни, а сейчас в один миг – всё рушится.
И только сейчас, когда я стою на краю, когда всё, что дорого ускользает из рук, я понимаю, насколько всё вокруг неважно и бессмысленно по сравнению с жизнью и улыбкой моего ребёнка.
Но эту глобальную катастрофу мы с Лианой переживём. Я не одна, у меня есть дочка, которой я жизненно необходима. Ещё у меня есть беспредельная надежда.
Я верю, что моя малышка выкарабкается из этой чёртовой болезни. Бесконечно плохо быть не может. Будет и на нашей улице праздник.
Мои нервы оголены, главное не допускать страха сомнения, что мечта о здоровье и жизни дочери не сбудется.
Как говорит моя мама: «Надежда и терпение – это наши подушки, на которые в трудный момент можно преклонить свою голову».
Сейчас я цепляюсь за надежду, как за единственную соломинку, которая может вытащить меня из бездны, в которую я провалилась.
А ещё я знаю, что обязательно разведусь. Даже если сейчас не смогу, пойдет Лиана в школу (а она обязательно туда пойдет) и разведусь.
Голые сучья, кажущиеся зимой спящими, тайно работают, готовясь к своей весне. Наступит и моя весна.