Я угнала его машину

Франсес Джессика

– Я? Что ТЫ здесь делаешь? И куда ты меня везешь? – он скрещивает руки поверх своей тощей груди.

Я снова оглядываю его маленький рост, беспорядочные тёмные кудряшки и невинные детские голубые глаза.

– Я первая спросила! – выпаливаю, пытаясь собрать свои рассеянные мысли.

И что я должна делать? Я не могу похитить ребенка! Угнать машину – это одно; забрать ребёнка – это линия, которую я не могу пересечь.

– Ну, я должен был делать домашку, - отвечает он, пожимая одним плечом. – Но решил, что мне необходимо вздремнуть.

–

Ты знаешь, что это может быть опасно? Ты не можешь оставлять окно опущенным и сидеть в машине один в этом районе!

– Почему? – его голос звучит сконфуженно.

– Почему? Почему? – ладно, теперь уже я говорю истерично. Пора убавить громкость. – Думаю то, где мы сейчас находимся, доказывает, что это ужасно.

– И где мы? Ты имеешь в виду, что мы рядом с парком Хэмилтона?

 - Что? – я задумываюсь над его замечанием и мотаю головой. Мне нужно собраться с мыслями.
– Нет! Я имею в виду то, что ты меня не знаешь, и в машине, кроме нас, никого нет.

 - Аа. Разве ты собираешься обидеть меня? – опять же, его слова не звучат испуганно. Я задаюсь вопросом: может с ним что-то не так? Какой ребёнок не был бы в ужасе в подобной ситуации? Как часто такое происходило с ним, что он считает это нормальным?

– Нет! Конечно же, я не собираюсь обижать тебя! – уверяю его, пока не начинаю рвать на себе волосы. Что мне теперь делать?

В лицо бил холодный воздух – моё окно опущено, но я боюсь его поднимать, потому как чертовски уверена в том, что ветер, бьющий мне в лицо, - это единственное, что удерживает меня от абсолютной паники. Это немного напоминает пощечины. Без этого, боюсь, я упаду в обморок, выйду из себя или просто перестану дышать. А ещё я не принимала ванну несколько дней. Уверена, что не очень хорошо пахну.

– Тогда о чем шум? Я имею в виду, ты довольно маленькая. Я смог бы побороть тебя, – говорит он самоуверенно. Моя челюсть отвисает.

– Прости, но ты ребенок. Не может ребенок меня побить, – в моём голосе возмущение, но знаю, отчасти это из-за того, что я видела современных детей. Некоторые из них вырастают, как танки, в то время, как я тощая и вешу меньше пятидесяти пяти килограммов. Я для этих детей не проблема.

Однако ребенок, что сидит на соседнем сидении, выглядит не таким уж крупным и определённо - тощим. Уверена, я могла бы одолеть его. Мне так кажется…

О, дерьмо, а что если даже этот маленький ребёнок сможет побить меня? На что мне надеяться в отношении Брайана, если я не могу даже заставить этого мальчишку хоть капельку меня бояться, случайно похитив его?

– Я определённо могу одолеть тебя в драке. Хочешь проверить? – спокойно предлагает он, возможно, даже немного возбуждено. Полагаю, он уверен в себе. Никто не будет возбуждён, если думает, что может проиграть.

– Нет! – выкрикиваю я, поскольку мои мысли снова путаются. Я раздумываю, какие у меня варианты. Они кажутся неважными. Я должна возвратиться. Возвратиться и вернуть этого ребёнка назад… назад куда? В любом случае, не понятно, что он делал один в машине поздно вечером?

–

Как хочешь, - бормочет он, скрещивая руки на груди. – Так что ты все-таки собираешься делать с машиной Зандера?

– Кто такой Зандер? – спрашиваю я, поскольку в голове неразбериха. Я не могу отвезти его обратно на безлюдную парковочную стоянку. Там за ним никто не смотрел, а детям нужно, чтобы за ними кто-нибудь присматривал, особенно в ночное время в том неблагополучной районе.

– Он мой брат.

– И сколько лет твоему брату? – я думаю о таком же тощем парне, старше этого ребёнка всего лишь на несколько лет. Даже при моих нулевых знаниях о машинах, я понимаю, что это хороший автомобиль. Как его брат смог позволить себе такой?

– Он старый, – он корчит рожицу, пока я размышляю над тем, какой возраст по мнению этого ребёнка уже старость. Когда я делаю жест рукой, чтобы он продолжал, паренёк заказывает глаза. – Ему двадцать восемь, - мальчишка сделал гримасу, будто не может даже поверить, что бывают такие старые.

Это удивляет меня, поскольку я ожидала, что он значительно моложе, и это раздражает, потому что двадцать восемь – это не старость.

– Сколько тебе лет? – я задаю вопрос, уже предполагая, что возраст будет около десяти.

– Двенадцать, почти тринадцать! – в голосе ребенка слышны нотки гордости.

Полагаю, что он, скорее всего, мелковат для своего возраста, или я попросту ошибаюсь, ведь я не общаюсь с детьми.

 - У тебя большая семья?

– Нет, - теперь он смотрит вниз, на свои колени, его минуту назад умиротворенные черты искажаются, будто над ним сгустились неприятности.

Ладно, хотя непонятно, с чего бы это.

– И этот Зандер просто оставляет тебя одного делать домашнюю работу? – спрашиваю, чтобы убедиться своей правоте.

Где его родители? Знают ли они о местонахождении своих сыновей?

– Да, обычно так и бывает. Мне не нравится ходить туда, – тёмная туча неприятностей всё ещё висит над ним, и его глаза кажутся слишком влажными. Он собирается заплакать? Дерьмо, что за ящик Пандоры я на этот раз открыла?

Могу ли я на самом деле винить его? Единственное место, открытое в том районе в подобное время - стрип-клуб, в котором не место для двенадцатилетних. Кроме того, я уверена, позволить ему туда войти будет незаконно.

– Ну, судя по тому, что мне известно, твой брат настоящий засранец, - говорю я, не желая использовать матерное слово в разговоре с ребёнком. Засранец – это ведь понятный язык для двенадцатилетнего, верно?

Парень улыбается мне, его поникшие плечи немного расправляются.

– Да, он засранец. Большой, огромный, с занозой в заднице засранец.

Ладно, а задница – ругательное слово? Где на этот случай правила записаны?

– Тогда, я так понимаю, что ты не особо его любишь? – мямлю я, бесцельно катаясь по кругу. Я не очень хорошо знаю эту местность. Добавьте ко всему мои прыгающие мысли, и я полностью потеряюсь. Как я могу вернуть ребёнка, если даже не знаю, куда направляюсь?