Я угнала его машину
Шрифт:
– Я знаю дорогу назад, - мямлит Ван, снова скрещивая руки и наблюдая за мной, раздражение очевидно одержало победу над гневом и надеждой.
Когда Зандер наконец-то отвечает на телефонный звонок, мне становится еще более понятна жизнь Вана и его ненависть к Зандеру.
– Ну что теперь?
– срывается на крик мужской голос.
Я оглядываюсь на мальчишку, пытаясь понять: неужели действительно таким образом брат приветствует брата?
У меня чешется язык прочитать лекцию Зандеру по этому поводу, но напоминаю себе, что я не только незнакомка и это не моё дело, но и то,
– Привет, меня зовут Ава, и я в данный момент нахожусь рядом с твоим братом. Я просто хотела заверить…
– Ты с ним? Что он натворил на этот раз?
– ругается Зандер.
Я немного сужаю глаза, чувствуя его раздраженное отношение к Вану, который кажется мне идеально милым.
– Он ничего не натворил, - я оглядываюсь на Вана и вижу: глаза прищурены, и он дуется. – Просто произошло небольшое недоразумение. Я сейчас привезу его и твою машину назад.
– Мою машину? Подожди, что, чёрт побери, происходит? Он взял мою машину?
– рычит он в трубку, его обвинительный тон раздражает.
– Нет, это была я!
– тут же срываюсь, вздрогнув от своего же признания. Вероятность, что этот парень вызовет копов, была бы меньше, если бы он думал, что машину угнал Ван.
– Ты? Ну-ка повтори, кто ты, чёрт побери? – орет Зандер мне в ухо.
– Меня зовут Ава. И сейчас я везу тебе обратно и то, и другое, – пытаюсь вернуть себе спокойствие и не уходить от темы, но моё сердце бешено колотится. Я не уверена, от нервов ли это, от злости на Зандера, или от того и другого вместе.
– А я вызываю полицию! Дай Воуна к телефону прямо сейчас!
Я громко сглатываю, зная, что умолять не вмешивать полицию, бессмысленно. Затем я вручаю телефон Вану и гляжу в окно, на пиццерию прямо по дороге.
Я не могу вспомнить последнее блюдо, которое ела перед тем, как все началось. Бог знает, я едва ела что-либо с тех пор. Если бы у меня было достаточно денег, я бы выпрыгнула из машины и схватила кусочек, особенно если это могло быть моим последним блюдом.
– Что?
– рычит Ван в телефон, его взгляд становится все более яростным, пока он слушает все, что говорит ему Зандер. – Нет! Если ты вызовешь их, я скажу, что больше не хочу жить с тобой, - кричит Ван в телефон.
Я задаюсь вопросом, что Зандер такого сказал, чтобы так расстроить ребенка?
– Не зови меня так! – снова кричит он в телефон, а затем бросает его в ветровое стекло. Я ожидаю, что либо разобьется телефон, либо стекло. Но всё уцелело. Впрочем, Ван также не предпринимает никаких попыток поднять гаджет.
– Ты в порядке?
– Нет, - фыркает он.
Я мешкаю, чтобы спросить, но я не могу оставить это так.
– Хочешь поговорить об этом?
– Ненавижу его! – выкрикивает он, его мгновенный срыв шокирует.
Я позволяю этим звукам немного повисеть в воздухе, не зная, как ответить. В конце концов, Ван продолжает, так что мне и не приходится как-то реагировать.
– Он думает, что все знает, и что он такой совершенный! Ну, он не знает всего, и он не совершенен!
– Никто не совершенен, - говорю я нежно. – И никто в мире не знает всего.
–
– Думаю, родители обычно ослеплены, когда дело касается их детей, - осторожно объясняю я. Это непростая тема для разговора, учитывая, что я никогда не встречалась с ними. Впрочем, я совершенно уверена, это довольно распространено у детей, у которых есть братья или сестры.
– Они не любили меня так, как его, - шепчет он словно признание. В сердце снова начало тянуть, когда задумываюсь, как же сильно я сопереживаю ему, хотя знакомы так недолго.
– Моя старшая сестра тоже была идеальной. Наша мама обожала ее. Взрослея, я всегда знала, что у них особенная связь. Люди говорят, что младший всегда особенный, потому что ты для родителей последнее всё. Но я думаю, что намного более особенно быть первенцем. С этим ничто не сможет поспорить.
Ван кивает согласно прежде, чем полностью осмыслить то, что я сказала, доказывая этим, что он сообразительный ребенок.
– Почему ты говоришь, что она была идеальной? Что с ней случилось?
Теперь на сердце тяжесть по другой причине. Я никогда не говорила об этом, но может быть сейчас что-то хорошее сможет выйти из этой истории. Если меня вскоре поймают, тогда, по крайней мере, я смогу сказать, что сделала что-то полезное в своей жизни, даже если это будет просто что-то маленькое.
– Она умерла несколько лет назад. Её ограбили и застрелили; убита из-за тридцати восьми долларов в кошельке, – голос звучит механически, но я просто не могу добавить никаких эмоций. Если я это сделаю, тогда обязательно разревусь. Если это случится, тогда вся эта ситуация захлестнет меня, и я долгое время буду в сопливом беспорядке. Достаточно долго, чтобы отвлечься, и тогда меня легко можно будет поймать.
Ван, впрочем, не выглядит шокированным или огорченным этим, больше похоже будто ему любопытно.
– Таким образом, твоя мама теперь любит тебя больше?
– Нет, она умерла ещё раньше сестры. Когда мне было четырнадцать, у неё обнаружили рак. Сестра даже через это проходила идеально — ухаживала за ней и помогала, все еще получая при этом отличные оценки. Она выпустилась с наивысшими балами. Я не могла даже близко подойти к этому, а я не бодрствовала половину ночи, убирая за мамой после того, как она… - я смотрю на Вана и решаю, что эти детали лучше оставить невысказанными. – В любом случае я понимаю, о чем ты говоришь. Но только потому, что все кажется другим, не значит, что они любят тебя меньше.
– Ты не понимаешь, – Ван громко вздыхает, как будто вся тяжесть мира на его плечах и никто этого не понимает. – Мама постоянно говорила о нем. Она постоянно рассказывала, как сильно скучает по нему, когда он съехал от нас. Она никогда не скучала по мне.
– Как часто твои родители видели Зандера?
Ван передергивает плечами.
– Он обычно приезжал раз в неделю на семейный ужин.
– Могу поспорить, что она скучала по нему больше, потому что у неё была возможность проводить с тобой много времени. Ещё могу поспорить, что, если бы мы прошлись по тому времени, что вы провели вместе, ты бы выиграл, раз уж ты все ещё жил с ними.