Я угнала его машину
Шрифт:
– Дреды? И как долго тебе пришлось отращивать волосы, чтобы сделать их? – спрашиваю, испытывая благодарность за возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме своей собственной ситуации.
– Неважно, - мямлит он.
– Они были до середины его спины, - отвечает Ван.
– И как же долго ты не мыл волосы, чтобы получилось такое?
– я гримасничаю от предвкушения его ответа. Долго, очень долго – самый вероятный ответ.
– Неважно, - снова скалится он.
– Мама сказала, что его волосы ужасно
– Она не говорила такого!
– Зандер бросает быстрый взгляд на мальчишку и опять возвращается к дороге.
– Говорила, - голос Вана звучит самодовольно, а его улыбка говорит, что его совсем не беспокоит раздражительность брата.
Я снова смеюсь, ценя эту более легкую тему и момент, который дает мне возможность забыть о моей собственной насущной проблеме.
– Готова поспорить, тогда ты выглядел как услада для глаз, - говорю я и слышу, как на заднем сидении смеется Ван.
– Думаю, что сохранилось несколько фотографий в коробке в кабинете у Зандера. Я покажу тебе их. Такие забавные!
– произносит он между хихиканьем.
Я чувствую небольшой приступ грусти от того, что у меня не будет шанса побыть рядом с Ваном подольше. Он кажется хорошим парнишкой, и, вероятно, единственная причина, почему Зандер не сдал меня тому копу. А ещё он – единственная причина, почему я вернула угнанную машину. Так что, полагаю, в этом-то и дело.
– Если такие фото и существуют, они будут уничтожены!
– фырчит Зандер.
Мне кажется, он слегка перебарщивает с этим сердитым высказыванием, раз уж я вижу проблеск юмора на его лице: подергивание губ в попытке сдержать улыбку, веселье в его глазах, и то, как он следит за Ваном через зеркало заднего вида.
Затем на нас обрушивается тишина. Она ощущается напряженной, поскольку легкое настроение уступило место мрачному, которое окружает братьев также, как и меня. Их происходит из скорби, а мое – из-за монстра, от которого я не могу сбежать.
Чтобы удержать более легкое настроение, я делюсь историей, которую не рассказывала никому раньше.
– Однажды моя сестра предложила сделать мне стрижку. Я думала, что она облажается, и я смогу навлечь на нее неприятности, поэтому согласилась. Но она подстригла меня идеально. Я была так раздосадована, что взяла ножницы и отрезала огромную часть челки, а затем еще один случайно попавшийся локон сзади. Я выглядела нелепо и смеялась, когда мама сказала Аманде уйти. А потом я поняла, что мне придется жить с такой стрижкой. Она была слишком короткой, чтобы что-то подравнять, так что мне пришлось ждать, пока волосы немного отрастут. Это заняло год, прежде чем стрижка стала выглядеть нормально, - я улыбаюсь, вспоминая выражение ужаса на лице Аманды, когда она увидела, что я наделала. Такое же выражение быстро появилось и на моем лице, когда я поняла, как теперь выгляжу.
Ван
– Вот умора! Сколько тебе было?
– Не знаю, - вспоминаю я и удивляюсь, что эти воспоминания уже не так ранят, как раньше.
– Может десять. Или одиннадцать.
– Твоя сестра разозлилась на тебя?
– Нет, - я оглядываюсь назад и слегка улыбаюсь.
– Думаю, она осознала быстрее меня, что я сама буду выглядеть по-идиотски. Я в какой-то степени сама себя наказала.
Ван снова смеется, и я замечаю, как Зандер снова отслеживает движения брата, а в выражении его лица перемешалось удивление и немного грусти.
– Мой школьный приятель однажды засунул жвачку в волосы своей сестры. Им пришлось выстригать ее, и он был наказан на месяц, - сообщает мне Ван.
– Ну, это определенно не круто. Надеюсь, ты никогда так не поступишь.
– Нет, ни за что. Никогда, - он категорично качает головой, от чего мне становится любопытно: а не слишком ли усердно он протестует?
– Я думал об этом однажды, но был слишком труслив, - наконец-то признается он, переводя взгляд на Зандера.
– Когда это ты думал об этом? – спрашивает тот.
Ван игнорируя его, заявляет:
– Я голоден.
Полагаю, нет смысла признаваться в действиях, которые так и не были совершены.
– Дома осталось кое-что, - Зандер говорит кратко и окончательно, но не то, к чему Ван прислушался бы.
– Но я хочу пиццу.
– Очень жаль.
Тут же настроение в машине снова падает. Мы некоторое время едем в тишине, и я начинаю задаваться вопросом, куда именно меня везут.
– Что будет со мной?
– мой голос дрогнул, потому что я не смею надеяться на многое.
– Я еще не решил, - его тон немного резок после разговора с Ваном. Или, возможно, я его раздражаю, как и он Вана.
– Тогда куда мы направляемся?
– Домой, - он не уточняет. И если подразумевается его собственный дом, то я спрашиваю себя, почему он доверяет мне настолько, чтобы впустить в свою собственность. Этот парень суперглупый или супердерзкий?
– Ааа, - единственный убогий ответ, который у меня находится.
Как будто услышав мои мысли, он продолжает объяснять:
– Мне нужно услышать, что именно происходит, а это значит – абсолютно все. Утаишь хоть что-то и я позвоню в полицию.
Мои глаза распахиваются от такого заявления, а Ван кажется удовлетворенным словами Зандера.
– Ты можешь занять мою комнату. Я не возражаю против того, чтобы поспать на диване, - восторженно предлагает он.
– Это мило, Ван, но мне не нужна твоя кровать, - как будто бы я могла выкинуть двенадцатилетнего ребенка из его собственной кровати.