Я умер вчера
Шрифт:
Я пожал плечами.
– Не вижу связи между первым тезисом и вторым. Откуда я знаю, зачем она это написала? Захотела – и написала, вот и все. Может, ей Томилина не нравится.
– Саша, не прикидывайся идиотом, – сердито сказала Вика. – Ты же прекрасно понимаешь, что Хайкиной заплатили за этот текст. Ты знаешь, кто это сделал?
– Да перестань ты выдумывать! – взорвался я. – Никто никому не платил, просто любой газете нужен оскорбительный материальчик, потому что народ обожает его читать. Газета должна хорошо продаваться, и ради этой цели в ход идут любые средства. Кто такая Томилина, чтобы платить за материал о ней? Обыкновенная писательница, каких сотни и тысячи.
– Но ни об одном из твоих гостей таких публикаций не было. Ты прав, кто такая Томилина в ряду остальных? У тебя на передаче были и бизнесмены, и кинодеятели, и врачи, и политики – кого только
– Почему? Да потому, что всегда под рукой были другие поводы написать язвительную статью, а сейчас случилось затишье, кинулись искать по сусекам, кого бы грязью полить в завтрашнем номере, а тут «Лицо без грима» на глаза попалось. И вообще я не понимаю, почему ты так близко к сердцу это принимаешь? Ты что, знакома с Томилиной? Чего ты завелась на ночь глядя?
– Потому что я знаю, что никакой журналистки Хайкиной нет. Нет ее, понимаешь? Это миф. И я хочу знать, почему кто-то, оскорбляя в прессе моего мужа, прячется за псевдоним. Саша, я боюсь.
– Я уже не твой муж, – брякнул я первое, что пришло в голову.
Но Вику эта реплика не смутила. Она упорно шла к цели, которую видела перед собой. Однако я, к сожалению, этой цели не видел, как ни силился разглядеть.
– Это не имеет значения. Мы прожили вместе много лет и продолжаем пока что жить под одной крышей. И когда у тебя начнутся неприятности, они коснутся и меня. Если сейчас в дверь позвонят и в квартиру ворвутся вооруженные головорезы, которые захотят свести с тобой счеты, они не станут разбираться, оформили мы развод или нет.
Я в изумлении воззрился на нее.
– Что ты несешь? Какие головорезы? Почему они должны врываться и сводить со мной счеты? Ты в своем уме, Виктория?
– Да! – заорала она. – Я в своем уме! А вот ты, по-моему, нет! Ты жил на деньги, которые вытягивал из людей Андреев, и что же ты надеешься, что все тебя за это безумно любят? Что все приняли это как должное и на все закрыли глаза, как я их закрывала? Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор жив после всего этого. Я молчала, потому что любила тебя, а они, они-то почему молчали и не трогали тебя? Я каждый день с ужасом ждала, что с тобой что-нибудь случится. И я уверена, что Витю и Оксану убили из-за этого. А ты – следующий.
– Тише, тише, – успокаивающе произнес я, – все соседи тебя услышат. Сбавь тон. Хорошо, я – следующий. Дальше что? Каким боком ты сюда прицепила статью о Томилиной?
– А ты не понимаешь? – Вика заговорила тише, но все так же возбужденно. – Статья была не о Томилиной, а о тебе. По тебе там как следует прошлись и ноги вытерли, а Томилина – так, повод, ничего больше. Их основная мишень – ты. Попался им под руку хороший писатель – они и по нему проехались, а чего там, подумаешь, стерпит. Послушай теперь, что я по этому поводу думаю. Пока был жив Андреев, они вас не трогали, потому что у Виктора было против них какое-то оружие. Он умел с ними разговаривать, с каждым из них, иначе они не платили бы вам за программу. Каждый был чем-то замаран или чем-то ему обязан. Ты знаешь, что Андреев работал в КГБ и ФСБ?
– Нет, – растерянно ответил я.
Я действительно этого не знал. Ну надо же! А Вика-то откуда это знает?
– Работал. И на всех этих бизнесменов и предпринимателей у него была куча компромата. Они его боялись, поэтому платили и молчали. А теперь его нет в живых. И они хотят получить свои денежки обратно. Или стереть тебя с лица земли, сломать твою карьеру и жизнь. Саша, я подозреваю, что статья заказная, это начало акции против тебя. Вспомни, что там написано: передача умерла, я больше никогда не включу телевизор в привычное время, ведущий истощил все запасы интеллекта, ни один уважающий себя деятель не сочтет возможным участвовать в этом шабаше, а если кто и примет участие, то это человек, не достойный ни внимания, ни уважения, потому что все кругом куплено. И это только начало. Завтра появится еще какая-нибудь публикация, еще более резкая, послезавтра – еще одна. Я знаю этот механизм, каждая следующая статья будет все более грубой и безжалостной, потому что расчет идет на психологию толпы. Первый удар может быть совсем легким, даже незаметным, но если человек его пропускает и молча отступает, не давая сдачи, то обязательно следует еще один удар, потом еще и еще, и в избиение включаются все присутствующие, потому что действует мощный стадный инстинкт «на добивание». Уже никто не помнит, чем провинился человек и велика ли его вина, все думают
– Мне не стыдно, – холодно сказал я, – мы, по-моему, этот вопрос уже прояснили. Чего ты добиваешься? Чтобы я позвонил Томилиной и извинился? У меня нет ее телефона.
– Как же ты с ней связывался?
– Через Дороганя. Он мне ее сосватал, он же и привез в студию. Чего еще ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты не пропускал удар, пока не стало поздно. Делай же что-нибудь, Саша, я тебя умоляю!
Ее глаза налились слезами, губы задрожали.
– Я не хочу, чтобы тебя сломали и испортили тебе жизнь. Положа руку на сердце ты это заслужил, но я люблю тебя и не хочу, чтобы разразился скандал, который тебя угробит как тележурналиста. Ты вел нечестную игру, грязную, отвратительную, но ты талантливый человек, ты талантливый журналист, и будет несправедливо, если все это погибнет.
Я с трудом сдерживался, чтобы не сказать ей все, что думаю по этому поводу. И любит она меня, и талантливый я, и простить она меня готова за все мои игрища с грязными деньгами, и о моей карьере-то она заботится, невзирая на то, что я ухожу к другой женщине и готовлюсь стать отцом (якобы, ха-ха!). Но я твердо помнил: моя жена хотела меня убить, и если я дам ей понять, что знаю об этом, мне конец. Я до сих пор жив только лишь потому, что вовремя нашел возможность отступить, предоставив ей право распоряжаться всем имуществом и сделав вид, что хочу создать новую семью. Как только она поймет, что все это вранье, что я знаю о заказе, она меня все-таки убьет. Зачем оставлять в живых мину замедленного действия, которая может взорваться в любой момент? Поэтому я должен делать вид, что не знаю ни о киллере, ни о любовнике. И, хлопая ушами, как африканский слон, слушать Викины истерические выкрики о том, как она меня любит. Конечно, она была права, если не во всем, то во многом, я-то ни секунды не сомневался в том, что Витю и Оксану убили те, кто платил за передачи. У кого-то гонор взыграл. А может быть, еще какие-то причины были, но то, что взрывное устройство в Витину машину подложили именно «спонсоры», было для меня несомненно. И статья Хайкиной тоже была направлена против меня, а бедная беременная толстуха Томилина случайно попала под каток. Дальше все будет развиваться по той схеме, о которой мне только что так красочно поведала моя бывшая супруга. Все правильно. Только меня это больше не волнует. Я не собираюсь оставаться на телевидении, поэтому пусть с моей репутацией делают что хотят, хоть режут на кусочки, хоть задницу ею подтирают. Я буду работать в центре у Лутова и заниматься совсем другими программами, которые будут покупать не только российские каналы, но и телевидение во всем мире.
– И каких же действий, позволь спросить, ты от меня ожидаешь? – насмешливо поинтересовался я, снова вытягиваясь в горизонтальном положении. – Кстати, откуда тебе известно, что никакой Хайкиной не существует?
– Я узнавала. Ты, вероятно, забыл, что мы с тобой вместе учились на факультете журналистики, и у меня среди газетчиков знакомых не меньше, чем у тебя. В редакции этой газеты журналистки с такой фамилией нет. Более того, это имя не является хорошо известным псевдонимом. Очень часто журналисты материалы по одной проблеме дают под настоящей фамилией, а по другим проблемам или в других изданиях публикуются под псевдонимами, но в принципе из этого никто секрета не делает и все обычно знают, чей это псевдоним. А в случае с Хайкиной никто ничего не знает. Или знают, но не говорят. И это означает, что дело тут нечисто.
Я не мог не согласиться с ней. Журналисты обожают кичиться тем, что посмели поднять руку на кого-то, и никогда не скрывают авторства скандальных материалов, напротив, всячески его подчеркивают: вот какой я смелый, бесстрашный и принципиальный, смотрите на меня! Если же человек пишет такой материал, но при этом скрывает свое имя, это уже попахивает «заказухой», к тому же хорошо оплаченной.
Вике надоело стоять надо мной в позе оскорбленной невинности, она присела на краешек дивана рядом со мной, обхватила руками колени и тяжело вздохнула. Через прозрачную ткань блузки мне было видно, что бретелька бюстгальтера у нее съехала с плеча, и от этого Вика, изменявшая мне с провинциальным красавчиком, казалась еще более противной. Я уже с трудом выносил ее присутствие, особенно такое близкое, и отодвинулся подальше.