Я умер вчера
Шрифт:
– Некрасиво, наверное, садиться на шею женщине, жить на ее площади и тратить ее деньги, – задумчиво произносит Вика.
Это выводит меня из себя. А ее хахаль, интересно, как собирается поступить? Красиво, что ли? Чем он отличается от меня, хотел бы я знать? Тоже хочет переехать на Викину (и мою заодно) жилплощадь, ездить на ее (и, между прочим, моей) машине и тратить деньги, которые я заработал за последние два года. Так что же она из себя строит образец нравственности!
Но вспыхиваю я только в душе, и негодование тут же гаснет под прохладными струями радости оттого, что я жив и в ближайшее время не умру. Я так счастлив, что готов всем прощать. И в душе благодарен Вике за то, что она не спрашивает: когда же я съеду с квартиры и предоставлю ей свободу трахаться со своим сельским Ромео. Она проявляет чудеса деликатности и ни единым словом, ни единым жестом не дает мне понять, что ей не терпится
Лутов помогает мне побыстрее оформить документы по опекунству над матерью. Собственно, помощь его заключается лишь в том, что все делается не в порядке живой очереди, а быстро. Все остальное происходит своим чередом, ибо основания для признания матери недееспособной очевидны всем и каждому. Правда, одна ушлая чиновница все-таки спросила меня, криво ухмыляясь:
– Значит, вы хотите продать квартиру матери, а ее саму пристроить в дом инвалидов?
– С чего вы взяли? Я хочу, чтобы за ней был надлежащий уход. Она будет жить в своей квартире, но у меня должно быть право распоряжаться этой квартирой, чтобы заинтересовать тех, кто будет за ней ухаживать.
Чиновница мне, кажется, не поверила, но меня это совершенно не волновало. Пусть думает, что хочет. Я ведь действительно не собираюсь оставлять мать без крыши над головой. Я только хочу, чтобы у меня были развязаны руки, чтобы я мог жить где мне нравится, ездить куда мне нужно, и заниматься тем, чем мне хочется, не думая каждые три минуты о том, что надо хотя бы через день навещать сумасшедшую старуху.
Продюсерская компания, которая производила программу «Лицо без грима» и еще несколько других программ, выразила сожаление по поводу моего скорого ухода и уже подыскивает человека, который будет вместо меня ведущим «Лица». Честно сказать, эта программа мне опротивела донельзя. Мне и раньше-то было не по себе, когда Витя Андреев нагло вымогал деньги у спонсоров и покровителей наших гостей, но получаемые в результате этого суммы были столь велики, что неловкость быстро умолкала. Витя был шустрый малый и не гнушался ничем, вплоть до шантажа. И где только он добывал информацию, при помощи которой вытягивал из людей деньги, – ума не приложу. А теперь, когда приходится унижать людей, чтобы сделать программу скандальной и продать ее подороже, мне совсем тошно. Особенно неприятный осадок остался после эфира с писательницей Томилиной. Собственно, осадок появился не сразу, а когда я прочитал в газете статью о передаче. Ведь то, что происходило в эфире, было прямым продолжением нашей беседы во время знакомства, я спровоцировал ее, и она разговаривала со мной, совершенно не думая о том, что люди, не слышавшие начала беседы, поймут ее совсем иначе. Вот и резвая журналистка Хайкина истолковала слова Томилиной абсолютно превратно, все поставила с ног на голову, все исказила. Я вел себя некорректно по отношению к гостье, и она ставила меня на место, чего я и заслужил. Как можно было из этого сделать вывод, что Томилина всех поучает? Во-первых, не всех, а меня, Александра Уланова, а во-вторых, все, что она говорила, было справедливым и правильным, а мои вопросы и реплики – вызывающе глупыми и бестактными. Я бы еще понял, если бы Хайкина написала материал в таком ключе, что, дескать, Уланов довыпендривался и нашелся наконец человек, который смог публично его осадить. Это было бы по крайней мере справедливо, потому что я сам именно так и воспринимал ситуацию. Но то, что написала Хайкина, было чудовищным по своей глупости и неприличным по тону и стилю. И я чувствовал себя виноватым перед Томилиной. Ей-то за что досталось? Неужели только за то, что она сказала насчет экранизации? Но об этом ее просил Дорогань, он и меня предупредил. Собственно, за эти самые слова он и заплатил деньги. Мне, а не ей. Так что бедная писательница вообще пострадала безвинно.
Но, слава богу, эта омерзительная эпопея с публичным насильственным раздеванием гостей заканчивается. Лутов уже просил, чтобы я подумал над концепцией той передачи, которую буду делать для кризисного центра. Это будет моя программа, мое детище, я сделаю ее такой, как мне самому хочется, не думая о
Вика по поводу статьи Хайкиной выразилась неожиданно резко. Она, как выяснилось, видела передачу, более того, являлась поклонницей Томилиной, что оказалось для меня новостью. Я и не знал, что моя жена любит детективы. Правда, Вика призналась, что книги Томилиной она стала читать совсем недавно, месяца два назад, и я понял, что это скорее всего вкус не Викин, а ее любовника. Немудрено, что я об этом не знал.
– Саша, ты должен позвонить Томилиной и извиниться перед ней, – заявила моя бывшая супруга.
– За что? Разве статью написал я?
– Ты вел себя так, что дал повод написать этот мерзкий пасквиль. Тебе нужен был скандальчик – ты его получил. Ты что же думаешь, что я слепая и ничего не вижу? С тех пор, как погибли Витя и Оксана, тебя как подменили. Я думала, это их смерть так на тебя подействовала, но теперь-то я понимаю, что ты просто не мог разобраться со своей личной жизнью. Ладно, это твои проблемы, но при чем тут люди, которых ты приглашаешь на передачу? Почему они-то должны страдать из-за того, что у тебя в душе смута? Ты завел себе любовницу, она ждет от тебя ребенка, ты собираешься разводиться со мной, а в результате достойная и талантливая женщина получает такой плевок в лицо. Неужели тебе не стыдно?
– Нет, мне не стыдно, – спокойно ответил я, хотя при этом, конечно, врал. Мне было стыдно, и еще как!
Этот разговор состоялся поздно вечером. Я пришел домой (интересно, сколько еще времени я буду называть эту квартиру своим домом? Наверное, недолго), так вот, я пришел домой около десяти часов, Вика явилась почти в одиннадцать и сразу завелась насчет статьи. Я понял, что она чем-то раздражена и пытается сорвать злость на мне. «Наверное, милый оказался не на высоте», – злорадно подумал я.
Заявив Вике, что мне совершенно не стыдно, я демонстративно начал раскладывать стоящий в гостиной диван, на котором спал после развода. Но Вика не захотела понимать мой более чем прозрачный намек на усталость и желание остаться одному.
– Саша, я понимаю, ты больше меня не любишь, но это не означает, что ты должен отвергать каждое сказанное мной слово. Давай поговорим спокойно, – предложила она.
Я разложил диван и с размаху плюхнулся на него, раскинув в стороны руки и ноги.
– Ну давай, вещай, прорицательница, – снисходительно разрешил я.
Вика проглотила оскорбление, не моргнув глазом. Да, великая вещь – чувство вины! Что с людьми делает, а?
– Я знаю, как вы делали деньги раньше, – сказала Вика очень спокойно. – Я все знаю, Саша. Мне Оксана рассказывала.
Я мгновенно сел, весь подобравшись, словно перед лицом опасности. Она что, шантажировать меня собралась? Очень интересно.
– Я никогда не призналась бы тебе, что знаю об этом, если бы ты не развелся со мной. Ты поступал мерзко, но я очень тебя любила и не хотела, чтобы тебе было стыдно передо мной. Ты думал, что я ничего не знаю, и так было лучше. Потому что если бы ты понимал, что я все знаю, но продолжаю тебя любить, ты бы, наверное, перестал меня уважать. Это сложно, Саша… Я дорожила твоим отношением, я дорожила нашей любовью и поэтому молчала. Я не могла перестать тебя любить и была противна сама себе, но все равно любила. В конце концов, все как-то делают деньги, потому что всем надо жить, а ты по крайней мере никого не убиваешь и не обкрадываешь. Я закрыла на все глаза. Когда ребята погибли и ты резко изменил тональность передачи, я поняла, что с этой грязью покончено, ты теперь зарабатываешь на скандалах, что не менее противно. Началась другая грязь. Но я готова была мириться и с этим, потому что люблю тебя. Ты следишь за моей мыслью?
– С трудом, – сквозь зубы процедил я, ошалев от такого неприкрытого цинизма. Она меня любила, она меня до сих пор любит, она хотела закрыть глаза на все, что мешает нашей любви, а сама в это время укладывается в постель с любовником и нанимает убийцу, чтобы избавиться от меня и бросить к ногам своего нового мужа все эти «грязные деньги» и все, что на них куплено! Да как у нее язык поворачивается! Неужели я так плохо знал свою жену?
– Повторяю, чтобы тебе легче было понимать меня, – сказала она тоном терпеливой учительницы, объясняющей двоечнику теорему Пифагора. – Я знаю, что все средства массовой информации работают ради денег, а не ради информации. Но пока это касалось телевидения и тебя, Александра Уланова, я терпела, потому что люблю тебя. А журналистку Хайкину я не люблю, я ее не знаю, она мне никто. И я хочу, чтобы ты мне ответил: зачем она это написала?