Я в моей голове
Шрифт:
Конечно, в это время, насколько знаю, очень трудно достать законно инструмент, стройматериалы, строительную фурнитуру. Строительных специализированных магазинов в городе вроде и нет. Естественно, у рачительного хозяина в хозяйстве найдутся молотки, клещи, пассатижи, топор, рубанок, ножовка, коловорот или ручная дрель. А вот гвозди, дверные петли, шурупы, как правило, используются старые, бывшие в употреблении. Гвозди могут использоваться по несколько раз и старые гвозди не выкидывают. Наемных мастеров-строителей частники, как правило, не привлекают. Скорее более умелого соседа позовут на помощь, впоследствии расплатившись бутылкой и вместе ее распив. На тех, кто хотел бы получить деньгами за работу, смотрят косо и за спиной осуждают. Все стройматериалы, инструмент достают, где только можно. Основные места, где это можно достать - окружающие поселок предприятия и склады. Или просто тащат с работы или договариваются со знакомыми, у которых есть необходимое на их работе. Расплачиваются
Когда отец строил дачу на выделенном от завода земельном участке в 6 соток, пиломатериалы он официально приобретал на складе ЖКО завода по остаточной стоимости. Материал был некондиционный, бросовый, зачастую бывший в употреблении, подгнивший. Однако его хватило на основной каркас, крышу и стены. При желании, можно без труда просто украсть почти любой стройматериал. У нас мимо стадиона, растворного узла (что у меня за окном за забором) идет ж.д. ветка (вдоль которой я должен этой весной бегать) на наш завод, мясокомбинат, ЖБК (железобетонный комбинат). Вдоль этой ветки расположен склад стройматериалов под открытым небом, занимающий несколько гектаров. Там располагаются штабеля различных железобетонных конструкций, целые лабиринты оконных рам, горы рулонов стальной проволоки, кучи силикатного кирпича, штабеля досок, рулонов толи и рубероида, бухты электрокабеля, битума и многое другое, что меня интересовало только в целях места для игр. Сторож всего этого богатства в нерабочее время находился в бытовке, расположенной, где-то в углу этой территории, открытой и неогороженной. В сторожах были или пенсионеры, или инвалиды, или люди, не прижившиеся на нормальной работе из-за алкоголизма или непроходимой лени. При таких обстоятельствах, несколько десятков кирпичей, пару рулонов рубероида, несколько листов шифера и кражей трудно назвать. На растворном узле, на складе, за всегда открытыми воротами - горы цемента. А прямо за моим сараем огромная песочная гора. (Стратегический объект "в боях" между бараковской и дашкинской ребятней.) За дефицитной проводкой нужно было обращаться или на завод, или к знакомым электрикам. За работу этих специалистов уже не зазорно было платить деньгами, но в большинстве своем, эти специалисты так же ограничивались распитием бутылки.
Одним из источников добычи стройматериалов еще были окрестные колхозы. Можно было, договорившись с председателем, разобрать ненужное (заброшенное) в колхозе строение под снос и вывезти еще годные для дальнейшего использования бревна, доски, рамы, кирпич. Тем более подавляющее большинство жителей наших рабочих поселков - это бывшие жители окрестных деревень и сел, до сих пор не прервавшие связи со своей малой родины. Во времена проводимой Хрущёвым новой колхозной политики, сельская молодежь потоком ринулась в города - в ПТУ, техникумы, на заводы, оставив отчий дом с родителями и хозяйством и заселив бараки. Довольствуясь несколькими квадратными метрами на семью. Мой отец тоже из деревни, только издалека - из-под областного центра. Закончив в молодости техникум в областном центре, он по распределению оказался в нашем городе, где и встретил маму. А мама родом из нашего города, можно сказать, из интеллигентной семьи. Мой дедушка (погибший на войне) и бабушка - из учителей.
Опять улетел мыслями. Между сараями и бараками водопроводная колонка, откуда жители бараков ведрами берут воду.
Как же неказисто выглядят наши бараки: приземистые, обшарпанные, плохо оштукатуренные, покрашенные в какой-то бледно-розовый цвет. Вдоль всего фасада большие квадратные окна. Некоторые семьи имеют целое окно, значит и комнату целиком занимают, наверное, 4.5x4.5 метров или как у нас - большая комната разделена дощатой перегородкой на 2 маленькие комнатушки и квадратное окно пополам. Рамы окон тоже покрашены по-разному, в основном красной краской (цвет техники, выпускаемой на заводе) в зависимости от трудолюбия или возможностей хозяина. Вдоль всех фасадов - разномастные оградки палисадников, где-то покрашенные, где-то почерневшие от времени. У каждого окна свой палисадник с грядками для цветов или ягодных кустарников. По палисаднику можно так же судить о трудолюбии, возможностях или желании выделиться хозяев.
– Фабрика тщеславия, - хмыкнул про себя.
Нет палисадников только напротив окон общих кухонь. Между бараками натянуты веревки для сушки белья жильцами. Сломанные детские качели из уголка и бугор песочницы под снегом - забота о детях от завода.
У каждого подъезда скамеечки, сейчас пустые из-за зимы и рабочего времени. В праздники и без повода на этих скамейках собираются празднества из соседей с гармонистами, частушками, песнями и плясками (топотушками по-деревенски). Это когда в образовавшийся круг по очереди выскакивают наиболее отчаянные подвыпившие женщины и, притоптывая, голосят деревенские частушки, в т.ч. и похабные. Думаю, это традиции деревенских посиделок, пришедшие с бывшими деревенскими жителями. Впоследствии, этот обычай и некоторые другие ушли вместе с поколением этих жителей при расселении этих коммунальных жилищ. В вечернее и ночное время, эти скамеечки заняты молодежью. Тогда уже там звучит гитара. Позднее - редкий еще, в то время, переносной магнитофон. Чаще - переносные приемники ВЭФ или Океан.
В городе активно ведется жилищное строительство (отсюда и переполненные складские площадки со стройматериалами). Каждый год в городе, в основном в Новом районе (народное название), возводят по несколько пятиэтажек, которые впоследствии назовут хрущевками. Уже многие семьи за мои 14 лет жизни в бараке, переселились из бараковских каморок в благоустроенные квартиры. Так ушли мои многие друзья детства. Кстати, девятиэтажка, где я поселился через двадцать с лишним лет, была заселена в большинстве своем, жителями Заводского поселка, в т.ч. жильцами моих бараков.
Наконец-то мой подъезд (ну и запахи тут!). Прямо - короткий проход. Дальше, за общим коридором - общая кухня с кухонными столами (и нашим в т.ч.) с двумя газовыми плитами на 4 конфорки каждая. Как женщины делят их, когда многим приходится готовить или кипятить белье? Никогда раньше не интересовался этим. Налево - общий коридор с дверями слева и справа. В коридоре тумбочки, комоды, старинные сундуки, на стенах тазы, баки, велосипеды, санки. Возле дверей - умывальники с помойными ведрами (вот откуда амбре) и ведра или баки с чистой водой.
Комната родителей сразу справа за кухней. Следующая комната по коридору - комната бабушки. Когда пошло расселение жителей коммуналок в благоустроенное жилье, многие стали ломать перегородки, разделяющие большие комнаты и занимали освободившуюся площадь. Мои родители стену ломать не стали, а переселили в освободившуюся комнату бабушку из коморки с печным отоплением деревянного аварийного дома и шумными соседями.
Наша комната метров 11 квадратных. Шириной - метра два с половиной, длиной от двери до половинки окна около четырех метров. У двери справа - кухонный стол-тумба с посудной полкой на стене, слева ниша с вешалкой для одежды. Рядом - платяной двустворчатый желтый, покрытый лаком платяной шкаф. Далее - диван с валиками в голове и ногах и вертикально стоящими подушками вдоль стены. Через проход справа - полуторная металлическая кровать со спинками с блестящими шишечками и перекладинами. На стене над кроватью - ковер машинной вязки с темным геометрическим орнаментом. Дальше у окна - обычный стол на 4-х ножках, за которым я обычно учу уроки, мама гладит белье и выполняется множество других хозяйственных дел. Слева над столом на стене - небольшая книжная полка. Справа от стола - комод с бельем и одеждой. На комоде - черно-белый телевизор и радиола (оба Рекорды). Пространство между кроватью и комодом я использую для отжимания, стоя на руках, опираясь пятками на стену, а комод и спинку кровати для отжимания, как на брусьях, поджав ноги.
Из-за стенки голос бабушки:
– Сережа, это ты пришел? Иди, поешь, я картошечки сварила и кисель вкусный.
Сколько себя помню, она всегда пытается меня накормить своим любимым овсяным киселем. Как она меня этим раздражала всегда. На эту серую студенистую массу, которую она называет киселем, смотреть неприятно, а уж тем более есть (я, правда, никогда не пробовал). Не отвечаю, иначе не отвяжется. Она что-то побурчала и затихла. Понимаю, что ей скучно одной. Подруг в бараках она так и не завела. (В бараках, вообще пенсионеров было мало). С отцом, они друг друга терпеть не могут, а матери все время некогда. Мама у нас главком семейный, а может и генералиссимус. Она ведет хозяйство и решает основные бытовые вопросы (что приготовить, что купить, сколько отложить денег и прочее). Что нам одеть с отцом решает тоже она. Отец вроде доволен, что ему не надо принимать решений, а я зачастую взбрыкиваю.
Глядя в окно, прислушался к себе. Все-таки жрать хочу. Куда в меня столько лезет? Скинул школьную форму, натянул домашние треники, с вытянутыми коленками и вполголоса приговаривая:
– Что-то серется и ссытся, неужели я расту?
– пошлепал на кухню. На нашем столе обнаружил кастрюлю со щами из кислой капусты. Поставил на плиту разогревать, а сам присел на табурет.
Нет, так жить нельзя! Надо как-то повышать благосостояние свое и семьи. А что можно сделать для этого в период развитого социализма, который потом назовут "застоем" в мои 16 лет? Где мне можно добыть деньги, хотя бы для себя? Мать довольно прижимистая. У отца есть заначка всегда, но там не больше 10-20 рублей. Не любит он сидеть дома и в любую минуту стремится смыться куда-нибудь от материнского диктата, если мать его не отловит и не заставит что-то делать. Зимой к друзьям, летом в гараж или на дачу. Конечно, у матери можно выпросить деньги на то, что она посчитает нужным и полезным. Вон в 7-м классе, она предлагала мне начать учиться игре на гитаре у репетитора (какого-то музыканта) платно, вместе с сыном ее подруги с работы. Но дело было летом и меня не прельщало куда-то ходить, когда есть столько множество более интересных занятий с пацанами. А Ленька Кравченко, сын той подруги, уже сейчас играет на бас гитаре в клубном и школьном ансамблях. А ведь безголосый, не поет, только играет.