Я верю
Шрифт:
Завершился учебный год. Директор школы и учителя стояли на помосте. Здесь же присутствовали члены школьного совета. А в Торжественном Павильоне сидели дети, нарядно одетые в выходное платье — чистые, стеснительные и неловкие. Рядом с ними, взволнованные непривычностью обстановки, сидели родители и родственники. То тут, то там какой-нибудь мучимый жаждой человек украдкой бросал горящий взгляд сквозь окна на двери ближайшей пивнушки, но сегодня был День Призов, День Речей и тому подобного, а поэтому страждущим приходилось сидеть и терпеть. Кто-нибудь из них думал про себя:
— Ладно, так вас растак! Я-то являюсь в школу
Директор школы встал и тщательно поправил очки на своей переносице. Он откашлялся и подслеповато окинул взглядом собравшуюся перед ним аудиторию.
— Я имею большое удовольствие сообщить вам, — чрезвычайно ученым тоном сказал он, — что Алан Бонд достиг феноменальных успехов за прошедший учебный год. Он полностью следовал нашей методике, и мне очень приятно сообщить вам, что он награжден стипендией, которая позволит ему учиться на подготовительном отделении медицинской школы Сент-Мэгготс.
Директор остановился, чтобы подождать, пока схлынет волна бурных аплодисментов, а потом, поднятой вверх рукой призывая к тишине, продолжил:
— Он получил эту стипендию, которая прежде еще никогда не присуждалась мальчикам из нашей округи. Давайте же все мы пожелаем ему наилучших успехов в его карьере, когда после четырех лет учебы в этой школе он успешно сдаст экзамен и станет врачом. Сейчас ему предоставляется такая возможность.
Директор принялся рыться в лежавших перед ним на кафедре бумагах, как вдруг вся эта кипа бумаг взвилась в воздух, и листы разлетелись над помостом. Учителя поспешно согнулись и стали подбирать упавшие листы, аккуратно разбирая их и возвращая на кафедру.
Директор школы пошелестел бумагами и извлек одну из них.
— Алан Бонд, — сказал он, — прошу вас подойти ко мне и получить этот Диплом и Грамоту о присуждении вам вышеназванной стипендии.
— Ну, я не знаю! — сказал отец, когда они пришли домой и Алан показал родителям приказ о стипендии. — Сдается мне, сын мой Алан, что ты слишком занесся в своих мечтах. Мы всего лишь зеленщики. В нашей семье нет ни врачей, ни адвокатов. В толк не возьму, откуда у тебя эти дикие идеи.
— Но, отец, — вскричал в отчаянии Алан, — ведь я мечтал о том, чтобы стать доктором, с тех самых пор, как научился говорить. И учась в школе, я трудился, я экономил, я отказывал себе в удовольствиях ради учебы и ради стипендии. И сейчас, когда я, наконец, получил стипендию, ты опять решил чинить мне препятствия.
Мэри Бонд, мать Алана, сидела молча. Только по рукам, которые она не могла удержать в покое, было видно, как ей сейчас тяжело. Отец и мать посмотрели друг на друга, а затем отец сказал:
— Пойми, Алан, мы не пытаемся тебя удержать, мы не хотим лишать тебя шанса. Но смотри — вот перед тобой листок бумаги. Что сказано в этом листке? В нем сказано только то, что ты можешь учиться, в определенной школе и что твое обучение будет бесплатным. Но где найти средства на все остальное — на всякие книги, все эти инструменты и все такое прочее?
Он беспомощно посмотрел на сына и продолжил:
— Да, конечно, ты можешь по-прежнему жить с нами, парень, и при этом ты можешь бесплатно столоваться у нас. Ты сможешь также подрабатывать после занятий и таким образом прикупать себе что-нибудь. Но все равно у нас не хватит денег, чтобы купить множество всяких дорогих вещей. Сейчас мы едва сводим концы с концами, чтобы в будущем жить хоть немного получше. Так что крепко подумай над этим, парень. Я понимаю, что и твоя мать хотела бы, чтобы ты стал врачом. Но быть бедным врачом — это ужасно, поскольку у тебя не будет денег для дальнейшего роста.
Мэри Бонд сказала:
— Алан, ты же знаешь, что бывает с докторами-неудачниками, правда же? Ты же знаешь, что бывает с докторами, которые не могут совершенствоваться в своей профессии, ведь так?
Алан с горечью посмотрел на нее и сказал:
— Я знаю одни только сплетни, которые мне рассказывали, чтобы меня отговорить. Мне говорили, что если студент-медик провалит экзамены или если врач лишится практики, то его могут взять лишь коммивояжером в какую-нибудь фармацевтическую фирму. Хорошо, ну и что? — вопрошал он. — У меня не было неудач. Я еще только начинаю жить. И уж если мне придется потерпеть поражение, то я смогу зарабатывать на жизнь, даже продавая лекарства. Это все равно куда лучше, чем таскать мешки с картошкой, считать ананасы и прочую дрянь.
— Прекрати, Алан, — сказала ему мать. — Не смей насмехаться над ремеслом своего отца. Ведь он заботится сейчас о тебе, а ты не проявляешь к нему никакого уважения. Ты стал слишком заносчив. Не пора ли опуститься на землю?
Затем, после долгого напряженного молчания, она сказала:
— Алан, Алан, почему ты не согласился работать в страховой конторе, как предлагал тебе дядя Берт? Ведь это же верный заработок, и если бы ты трудился усердно, то, возможно, мог бы стать даже диспашером. [20] Может, ты еще подумаешь об этом, Алан?
20
Диспашер — специалист в области морского права. Устанавливает доли и распределение расходов, которые будут нести владелец судна, владелец перевозимого груза и лицо, оплачивающее фрахт судна в случае аварии.
С мрачным видом юноша вышел из комнаты. Его родители молча посмотрели друг на друга. Затем послышался звук его шагов по деревянной лестнице, что была рядом с магазином. Резко хлопнула дверь, что вела на улицу, и шаги зазвучали теперь уже на тротуаре.
— И чего ему неймется — ума не приложу, — сказал Мартин Бонд. — Как только мы сподобились родить такого на свет! Ведь едва научившись говорить, он бесконечно и упорно твердил, что желает стать доктором. Почему, черт возьми, он не может утихомириться, как другие мальчишки, и выбрать себе ремесло поскромнее? Ну, скажите мне, почему он не может этого сделать!
Его жена молча трудилась, заштопывая много раз перештопанные носки, а на ее щеках блестели слезы. Наконец она подняла на мужа глаза и сказала:
— Ох, я не знаю, Мартин. Иногда мне кажется, что мы слишком несправедливы к нему. В конце концов, это же хорошо, что у него есть цель. Ведь нет ничего ужасного в том, чтобы быть доктором, правда?
Мартин фыркнул и сказал в сердцах:
— Ну, не знаю. Как по мне — жить бы на земле доброй, да вкушать плоды ее. Для меня и того довольно. Ай, да ну вас — чего с парнем говорить, когда у него бабьими мыслями башка забита! Только неправильно это все. Пойду-ка я лучше в магазин.