Я вижу тебя
Шрифт:
— Отлично! — Мигель взял накрытое фольгой блюдо и поставил в духовку, а Олдридж установил таймер. — Оставшееся нужно убрать в холодильник. Салат и десерт, — Мигель пошел к холодильнику и совсем не удивился, не обнаружив там свободного места из-за фруктов, овощей и небольших стеклянных контейнеров. Док был предсказуемо опрятен.
— А сейчас что? У нас есть примерно полчаса до ужина. Хочешь вина выпить? Или еще чего?
— Вина достаточно, — Мигель не особо любил вино, но алкоголь он и в Африке алкоголь, а гладить против шерсти дока не хотелось. Мигель принял от Олдриджа бокал. — За нас.
Олдридж
— За нас. Пусть это не обернется катастрофой.
— Какие радужные мысли. !Arriba, abajo, afuera, adentro! [28] — Мигель еще раз чокнулся бокалами и залпом выпил.
— Мексиканский тост?
Мигель закатил глаза.
— Я пуэрториканец, papi
Олдридж смутился.
— Прости.
— Да ничего, господи, все нормально. Просто знай, это разные вещи.
28
!Arriba, abajo, afuera, adentro! — популярный испанский тост, означающий «Ваше здоровье» (прим. пер.)
— Я знаю! Просто не знал. О тебе, в смысле.
— Ну, — Мигель собирался выразить свое мнение, но не перебарщивая. — Теперь ты в курсе. ?Bueno?
К безмерному удовольствию Мигеля, Олдридж ответил:
— Muy bueno.
Не идеально конечно, но Мигелю хватило, чтобы желание поцеловать профессора засвербело еще сильнее. Он сдерживался, и вместо этого послал Олдриджу многообещающую улыбку.
По-прежнему красный мужчина спросил:
— Что это значит? Не то, что мы только что сказали, а твой тост.
— О-ох, — Мигель отпил еще один глоток. Он сам понятия не имел, что эта хрень вообще означала, просто ему нравилось. — В переводе звучит полной глупостью, это всего лишь традиция. «Arriba, abajo, afuera, adentro» дословно переводится, как вверх, вниз, наружу и внутрь. Моя семья всегда использует это в качестве тоста.
— Насколько она большая?
— В этом районе? Родители, бабушка, три сестры, брат, пять дядей и теть и еще с десяток двоюродных сестер и братьев. Родители моего отца живут в Пуэрто-Рико, как и большая часть семьи. Мамина мама живет в Хайвуде вместе с моими родителями. Остальные родственники — в Чикаго и его пригороде. У нас есть традиция собираться каждые выходные у кого-нибудь дома.
— О. Это кажется... милым.
Мигелю было неудобно рассказывать о своей большой семье Олдриджу, у которого, судя по всему, никого не было.
— Они еще тот геморрой. Я их, конечно, люблю, но временами хочется, чтобы их было поменьше. Иногда я задумываюсь о том, каково быть единственным ребенком в семье.
— Было неплохо, пока были живы мои родители. А после, стало одиноко.
Мигелю очень захотелось сжать Олдриджа в объятьях, но он побоялся. Вместо этого спросил:
— Насколько?
Олдридж сгорбился.
— Тетя оформила надо мной опеку. Помнишь все те фильмы, где в Рождество занятая работой женщина получает опеку над ребенком,
— Ага, — ответил Мигель, совсем не радуясь тому, к чему вел док.
— Ну, тетя Гейл была не такой. Мы так и не подружились, никакой связи из-за смерти близких или чего-то там еще не возникло. Я лишил ее того, чем она хотела заниматься — путешествиями и фотографией. Когда я вырос, тетя снова занялась любимым делом, и с тех пор я ее больше не видел. И это справедливо.
Мигеля спас от поиска тактичных, но при этом правдивых слов, звук сработавшего таймера.
— Еда готова, — проговорил он. — Где у тебя прихватки, papi?
— Сиди. Я сам достану, — Олдридж достал форму из духовки, поставил на варочную поверхность и осторожно снял фольгу. Ароматные запахи специй и печеного плантана разлились в воздухе.
— Что это? — спросил Олдридж.
— Pastel'on. Плантан и мясной фарш слоями. Запеканка. Подходящее слово для белых. Думаю, оно тебе известно.
— Заткнись. Я все еще могу завалить тебя на экзамене.
— Попробуй сначала. Его приготовила abuela, — Мигель отошел к холодильнику и достал один из убранных в него контейнеров. — А это капустный салат, — он забрал у Олдриджа тарелки, положил на каждую по куску pastel'on и порции салата. — Я сам готовил салат, но поскольку это особых умений не требует, он должен быть не плохим. Не такой вкусный, как бабушкин, но и не совсем отрава, клянусь.
В приятной тишине они принялись за еду. Мигель подумал, что это странным образом казалось по-семейному, но не в плохом смысле. Он даже представил себе картинку, как сам возвращается с работы, на которой в конечном счете остановился, а Олдридж уже ждет его дома, после занятий, печатает что-то на ноутбуке, а в духовке готовится ужин. Или Мигель мог бы принести что-то с собой. Они бы вместе поужинали, узнали бы как друг у друга дела, и...
На этом фантазия разваливалась. Мигель попытался еще раз представить, что будет после ужина, и не смог. К собственному удивлению, Мигелю хотелось всего того, что Олдридж не хотел или не мог ему дать. Все это глупо. Напрасная трата времени. И...
— О чем ты думаешь? — спросил Олдридж. — Выглядишь... напряженным.
Может, стоит закончить все прямо сейчас. У Олдриджа не будет проблем с администрацией университета, а Мигелю не придется рассказывать семье о своей бисексуальности — ну или, в крайнем случае, он сможет отложить эту новость на неопределенный срок.
Единственная проблема заключалась в том, что это решение таковым совсем не являлось. В лучшем случае это был хлипкий пластырь. Мигеля влекло к мужчинам. Не ко всем и ни в коем случае не исключительно к ним, но все рано тянуло. Мигель наслаждался, даже кайфовал, занимаясь с ними сексом. Более того, хотел он именно Олдриджа. Но хотелось бы большего, чем только члена в заднице. Он хотел целовать Олдриджа, прикасаться к нему, проводить с ним время, просто с ним быть. Мигель хотел этого с такой безнадежной силой, что даже перехватывало дыхание.