Я возвращаю долг
Шрифт:
Утром я проснулся от тяжело подзатыльника: отцу нужна была новая доза, вот он и отправил меня за деньгами. Его не волновало, где их возьмет маленький ребенок, как и не волновал сам ребенок.
Желудок сводило от голода, в глазах стояли злые слезы. Я не понимал, куда бреду. Пока в парке не встретил молодую девушку с коляской. Она тихонько шла по аллее. Девушка была одета в белую куртку и голубые джинсы. Худенькая, стройная, с огромной косой... и глазами... как чистое голубое небо... тогда я подумал, что, наверно, феи
Злость, обида на весь мир, разрушенное детство подталкивали меня совершить какую-нибудь гадость. Я стоял рядом со скамейкой, около которой на земле лежал кем-то забытый мяч. Схватил его и ударил ногой, направляя в сторону девушки, но промазал. А она, словно не заметив, остановилась около соседней скамейки и присела. Я снова запустил мяч в нее, но она увернулась и засмеялась, показала мне язык и весело сказала:
— Мазила!
Потом неожиданно вскочила с лавочки и мастерски пнула мяч в меня. На этот раз еле спасся я. Она продолжала смеяться.
— У меня четверо племянников, скорее всего, твои ровесники — они меня всем премудростям футбола научили давно, — продолжая улыбаться, проговорила она и добавила, — подавай!
И я бросил ей мяч...
Это сейчас, имея какой-то жизненный опыт за плечами, я понимаю, что та картина казалась, наверно, глупой, но тогда, в тот весенний день, она перевернула мне жизнь. Чужая, молодая девушка, мать ребенка, без злобы и издевок просто играла в мяч с оборванным пацаном. Она не испугалась моей агрессии, не побоялась испачкаться, а весело гоняла мяч со мной по весенним лужам.
Добро всегда находит ответ в сердце, даже озлобленном и не знающем любви. Моя злость мгновенно испарилась, растаяла, как снег весной. Я снова стал ребенком, которого учили, как бить мяч... Реальность отступила, ушла куда-то в небытие, остался парк и эта девушка, которая подарила мне лучик своего тепла.
— А хочешь пирог с картошкой? — проговорила она неожиданно.
Хотел ли я? Да я умирал от голода, но боялся ей это сказать. Мне вдруг стало так стыдно за свой потрепанный вид, за голодный взгляд...
— Не бойся, не отравлю, — засмеялась она. — Правда, муж категорически отказывается их есть, но мне они нравятся. Валентин, пойдем.
Валентин... меня никто не называл полным именем: Валек, Валян, Валюха, последнее, самое противное — так меня отец звал. Гоняя мяч, она сказала, что ее зовут Верой, я в ответ назвал свое имя.
А есть хотелось, и я пошел. Она развернула небольшой сверток и протянула мне пирожок. Куцый, бледный на вкус, он был божественен. Я не заметил, как съел все. А Вера смотрела на меня и улыбалась.
— Вкусно? — спросила она.
— Очень, — только и смог пролепетать я.
— Это хорошо, значит,
Она ничего плохого не сказала, а я снова начал загораться злостью — голодный я, да, ну и что тут такого!
— А ты чего не в школе? — спросила она.
— Не хочу, только дураки учатся, — огрызнулся я.
— Зря ты так говоришь, — вздохнула Вера, — я бы сейчас с удовольствием поучилась.
— А зачем тогда рожала? — все сильнее распалялся я. — Родите и бросаете детей, все вы такие!
Вера некоторое время смотрела на меня, пронзая насквозь синевой своего взгляда, а потом проговорила тихо:
— Я никогда на свете не пожалею, что родила. Откажусь от всего, но не от своего ребенка. Пусть я только недавно стала матерью, пусть до конца не понимаю всю степень ответственности, но ради своего малыша, я пойду на все... А учеба — это так, мечты...
Она замолчала. Мы долго сидели в тишине. Ее слова что-то сломали внутри меня, разрушили что-то...
Я не знаю, как сейчас тебе объяснить это, Петя, но после слов твоей мамы, мне захотелось, чтобы она стала и моей мамой. От Веры шло тепло, такое чистое и настоящее, что оно отогрело душу и сердце маленькому ребенку. А Вера заговорила вновь:
— У тебя, наверно, не все хорошо, но очень тебя прошу, запомни: как бы ни было страшно, как бы ни было больно, перебори себя, у тебя все получится, не повторяй ошибок других, ты лучше. Никогда не поздно все изменить, надо только найти в себе силы.
И я эти слова на всю жизнь запомнил!
Вера закончила говорить, а потом заплакал ты. Она потянулась к тебе... из кармана ее куртки торчали деньги... я до последнего не хотел брать, но мысли об отце, который меня точно убьет, если не найду ему денег на дозу, взяли свое — я вытащил деньги.
— Я пойду, — сказал я и встал с лавочки, — меня дома ждут.
— Конечно, — Вера одарила меня самой теплой улыбкой на свете, — приходи еще, мы тут часто гуляем. Удачи.
Она продолжала улыбаться, а я почти бежал от нее. У меня впервые в жизни начало появляться чувство отвращения к самому себе: я слабый, никому ненужный ребенок — в тягость даже своим родителям, но которому чужая женщина подарила частичку тепла, а он ее за это обокрал.
Я не стал уходить далеко — затаился за углом. Зачем это сделал, не знаю. Через некоторое время к Вере подошел мужчина, как я понял, ее муж. Посмотрел на коляску и что-то спросил. Вера полезла в карман, но там, ожидаемо для меня, ничего не было. Муж начал орать на Веру. До меня долетали обрывки его ругани:
— Ты никчемная, Вера... как ты могла... это деньги на подарок моей маме... мне придется работать дополнительно...
— Олег, Петю разбудишь, — пыталась вразумить его Вера, но мужик не унимался.