Я возвращаю долг
Шрифт:
— Ты больше никогда не причинишь нам боль, ты умер для нас сегодня. Я завтра же подам документы на развод. Только посмей еще раз появиться рядом с нами.
— Ты об этом пожалеешь, сука, — шипит Олег.
Вера даже не смотрит на него, она идет к Пете, обнимает его и ведет домой. Я собираюсь пойти следом, но меня останавливают слова Олега:
— Думаешь — победил, урод? Как бы не так! Скоро ты за все ответишь!
Да, ничему его жизнь не учит. Даже не собираюсь что-то отвечать этому козлу, просто разворачиваюсь
Около подъезда собралась приличная толпа людей — такая драма во дворе разыгралась! Не удивлюсь, что все действие и на телефон кто-то успел записать! В наше время — это обыденная реальность: люди гибнут, а другие, вместо того, чтобы оказать помощь, скорее начинают снимать. «Жестокий век! Жестокие сердца!».
Захожу в квартиру — Петька кричит на кухне, Вера пытается его успокоить:
— Петя, не надо, успокойся.
— Ненавижу его! Я убью его! Он мне не отец!
— Сынок, так нельзя, — ох уж, эта Верина доброта, — все будет хорошо.
— Он отказался от нас, он тебя уже похоронил, мама, — кричит Петя, — почему ты его защищаешь?
— Я не защищаю его, — оправдывается Вера. — Просто хочу, чтобы ты не опускался до его уровня, Петя. Ты лучше во много раз.
Он выскакивает из кухни и убегает к себе в комнату. Я, было, хочу зайти к Вере, но слышу, как она плачет — пока не время. Ей нужно все осмыслить, поэтому иду в другую комнату, которую сейчас занимаю. Там сидят Вовка и Колька. Вова листает какую-то книжку, а Коля возит машину по полу. Видно — заняты ребята своими делами без особого энтузиазма. Вовка поднимает голову, услышав, как я вхожу, потом снова утыкается в книгу. Недолгое молчание, и мальчик нарушает тишину:
— Мы видели папу... и слышали, что он говорил...
Я теряюсь. Петька пусть и подросток, но ему легче объяснить реалии жизни. И до Вовки я могу еще что-то донести, но как все объяснить младшему? И тот ли я человек, который должен объяснять все ребятам? Еще пару минут назад я избивал их родного отца. Пусть я бил его за дело, но это не оправдывает меня. Для ребят Олег — отец, а я никто.
— Папа плохо поступил с мамой и Петю побил, — говорит Колька, продолжая возиться с машиной, — а ты нас будешь бить?
Он договаривает слова и поднимает на меня взгляд. И мне еще тяжелее становится. Бить детей? Никогда! Ни за что! Можно отругать, наказать, шлепнуть по попе за непослушание, но бить — это не просто грех, это — смертельный приговор, за такое надо сразу руки отрубать!
Присаживаюсь на пол рядом с Колей и отвечаю ему спокойно:
— Нет, я никогда никого из вас не ударю, мужчина должен выбирать себе равного по силе соперника, а не обижать тех, кто слабее и младше него.
— А маму ты будешь обижать? — не унимается малыш.
— Нет, вашу маму нельзя обижать, ее можно только любить.
Я веду свой разговор с Колей, но чувствую, как за мной наблюдает Вовка и анализирует
— Вэл, — Вера заглядывает в комнату, — ты здесь... давай я рану обработаю.
И только сейчас я вспоминаю, что у меня рассечена бровь и сбиты в кровь костяшки пальцев. Встаю и иду за ней следом. Мы приходим на кухню. На столе уже стоит аптечка, а бинт, перекись и пластырь лежат рядом.
Вера аккуратно обрабатывает мою рану, пока я сижу и наслаждаюсь ароматом, исходящим от нее. Так пахнет счастье... Нотками апельсина и чего-то восточно-пряного... естественным женским ароматом и свежестью осенней природы... так пахнет Вера...
— Не больно? — спрашивает она натянуто.
— Нет, — хотя жжет и ноет, но я не признаюсь.
Вера старательно избегает возможности встретиться взглядами, прячет от меня свои глаза и чуть прикусывает нижнюю губу.
— Значит, ты с самого начала знал, кто я такая? — спрашивает она неожиданно.
— Да, — отвечаю я.
— Почему не рассказал? — очередной вопрос от Веры.
— Боялся, — честно признаюсь, — не знал, как ты отреагируешь.
Она больше ничего не говорит. Заканчивает обрабатывать мне бровь и принимается за мои руки.
— Твое предложение о помощи, — начинает она, но я перебиваю ее.
— Оно искреннее, Вера, от всего сердца, прими его, пожалуйста. Мне не нужно ничего взамен, просто я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я приму его, — не вижу ее глаз, но улыбка на лице Веры мне прекрасно видна, — спасибо тебе за него... и за то, что заступился за Петю во дворе.
— Я не только за него заступился... за тебя тоже.
Произношу эти слова и касаюсь пальцами ее щеки — Вера поднимает голову. В ее небесных глазах стоят слезы, они готовы пролиться в любой момент. Вера быстро моргает и одна слезинка успевает сбежать по ее щеке. Я ловлю ее пальцем. А потом наклоняюсь и целую...
Чуть касаюсь ее дрожащих губ своими — меня самого немного трясет от волнения. Не спеша, очень осторожно целую Веру, а она робко отвечает мне. Мне мало этих поцелуев, я хочу страстный, сносящий голову, одурманивающий поцелуй, но до этого еще далеко...
Вера замирает, а потом отворачивается и отходит от меня. Хочется броситься за ней, повернуть к себе и поцеловать, наконец, ее нормально! Но пока нельзя, нужно контролировать свои действия.
— Вера, — мой голос чуть хрипит от бурлящего в крови возбуждения, — я сейчас свяжусь с отцом и поговорю с ним насчет лечения.
— Спасибо, — говорит она глухо.
— Пока не за что.
Поднимаюсь, подхожу к ней сзади и обнимаю.
— Я приложу все усилия, чтобы помочь тебе, — шепчу я ей в макушку, — потому что ты мне дорога... не как друг, а как любимая ...