Я все нашел… (Фиктивная помолвка)
Шрифт:
– А как произошло, что ты стал работать в вашем семейном банке? – полюбопытствовала Одри.
– Всю свою жизнь мой отец волочился за женщинами, но хотел, чтобы из меня хоть что-то получилось, – криво усмехнувшись, сказал Филипп. – Один из пунктов его завещания гласил, что я могу унаследовать его долю акций банка лишь в том случае, если начну работать там в самой маленькой должности и самостоятельно сделаю карьеру.
За эту неделю, заставившую Одри почувствовать себя невероятно довольной и счастливой, она многое узнала о Филиппе и еще сильнее влюбилась в этого человека, за чьей слегка порочной внешностью скрывалась
– О чем ты думаешь? – прервал ее размышления Филипп.
Одри покраснела, решив, что ему вовсе незачем знать, что она сравнивает его с псом, познавшим в первые годы своей жизни людскую жестокость.
– Не надо, не говори. – Покрытое бронзовым загаром лицо Филиппа стало непроницаемым.
Но теперь-то Одри знала, как действовать в таких случаях: она крепко обняла его, закрыла глаза, словно ей нет никакого дела до проявленного им раздражения, и поцеловала. Филипп, издав стон, стал исступленно отвечать.
– Послезавтра мы уезжаем, – с грустью сказала Одри. Ее очень волновала предстоящая Максимилиану операция, но покидать остров было жаль.
– Нет, мы уезжаем завтра.
– Но ты же сказал, что мы улетаем тридцать первого.
– Тридцать первое наступит через пять минут, – усмехнувшись, сообщил Филипп. – Загляни-ка в календарь. Ты где-то потеряла один день.
И, стоило Одри подумать о календаре, как вдруг что-то, давно скрывавшееся в укромных уголках сознания, стало для нее очевидным. Обычно ее цикл составлял двадцать шесть дней, сегодня у нее должны были начаться месячные, но этого не произошло…
Выходит, задержка. Вероятно, организм перестроился в результате диеты и смены климата, лихорадочно уговаривала себя Одри. А что, если это не так? Что, если я забеременела в первую же ночь?
10
– Мне хотелось заткнуть Максимилиану кляпом рот, когда он начал говорить о своем завещании, – уже в четвертый раз за несколько минут посмотрев на свои изящные золотые часы, признался Филипп, мечась, словно лев в клетке, из угла в угол элегантно обставленной приемной одной из клиник Ниццы. – Черт побери! Если бы я управлял банком так же, как они хирургическим отделением, я бы давно по миру пошел.
– С Максимилианом все будет в порядке, – попыталась успокоить его Одри.
– Как ты можешь сохранять невозмутимость? – упрекнул ее Филипп.
– Моя мачеха несколько раз лежала в реанимации.
Легкая тень пробежала по лицу Филиппа, и он тяжело вздохнул.
– Твоему хладнокровию можно позавидовать, дорогая моя, – криво усмехнувшись, пробормотал он. – Я, кажется, излишне близко принимаю все это к сердцу, а?
– Максимилиан справится. Это несложная операция.
Филипп присел рядом с ней, но, увидев открывшуюся дверь, тут же был вынужден вскочить. К ним вышел хирург. По его ободряющей улыбке Одри поняла, что все хорошо, Филипп же вступил с врачом в пространную беседу. Одри с улыбкой следила за возбужденно жестикулирующим Филиппом. Таким она ни разу не видела его в банке, где он всегда держался сдержанно и официально.
А как бы Филипп повел себя, если бы она решила
Но разве может она сказать об этом Филиппу? Ему и в голову не придет, что есть повод для беспокойства. Она дала ему понять, что пользуется противозачаточными таблетками, но с момента свадьбы Филипп делал все необходимое, чтобы избежать малейшего риска. Столь тщательная забота подсказала Одри, что Филипп твердо намерен избежать случайности стать отцом.
Но теперь уже поздно. Она носит ребенка Филиппа, хотя ее вины в этом нет, во всем виноват он! Весь день в голове Одри то и дело возникали образы розовощеких младенцев с глазами Филиппа, и от этого она еще больше ощущала свою вину за счастливые дни, проведенные с ним на острове. Вместо того чтобы напомнить ему в первый же день, что их брак вовсе ненастоящий, она предпочла вести себя так, словно они были молодоженами. И вот теперь истекают последние дни их короткого, но бурного романа: всего несколько недель – и наступит конец.
Весь день они провели в клинике, поочередно дежуря у постели Максимилиана, но к вечеру Филипп был в приподнятом настроении. Отчаянный пессимист, боявшийся, что во время операции или в первые часы после нее может произойти самое худшее, Филипп испытывал огромное облегчение, видя, как с каждой минутой Максимилиану становится лучше.
Вернувшись в гостиницу, он достал из шкафа длинное вечернее платье и бросил его на кровать.
– Одевайся. Это нужно отметить!
Если бы Одри сама укладывала свои вещи, сейчас ей бы нечего было надеть, ибо ей и в голову не приходило, что они могут куда-то пойти.
Двадцать минут спустя Филипп с обернутым вокруг бедер полотенцем появился из душа и положил перед Одри на туалетный столик обручальное кольцо и кольцо, подаренное на помолвке.
– Ты их разбрасываешь повсюду. При малейшей возможности снимаешь кольца и забываешь о них. Рано или поздно ты их потеряешь или их украдут.
– Я постараюсь быть внимательнее, – прошептала Одри.
– Иногда кажется, что с помощью этих колец ты стараешься дать мне что-то понять, – угрюмо пробормотал Филипп.
Стоя под душем, Одри предавалась невеселым размышлениям. Стоит ли продолжать лгать себе, что наши отношения могут считаться нормальными? Это лишь мимолетный роман, твердила она себе. Да и не роман вовсе! Правда выглядит куда менее привлекательной. Расплатившись с моими долгами, Филипп попросту купил меня, и я теперь вынуждена спать с ним.
Одри покинула душ в ужасном настроении, чувствуя, что горячие слезы готовы брызнуть из глаз. Она понимала, почему ей так плохо. Что может быть ужаснее, чем ставшая для нее жестокой реальностью неожиданная беременность, которая наверняка вызовет гнев Филиппа? Настало время посмотреть правде в глаза. Теперь, когда в ее чреве развивается новая жизнь, она больше не имеет права жить одним днем.