Я все отдам за тебя
Шрифт:
Мосты сожжены. Первый этап пройден благополучно. Мы с Анной вздохнули с облегчением.
Бедный Стив! Ребенок еще не родился, а он уже так любил его, чувствовал себя отцом.
— Жребий брошен, — сказала я тогда.
Позднее, когда я опустилась с небес на землю, меня снова начали терзать ужасные сомнения. Я поступаю чудовищно по отношению к Стиву, чудовищно и несправедливо. Если правда когда-нибудь откроется, меня стоит заклеймить позором и сжечь на костре.
Но Анна не давала мне расслабиться и отступить. «Ничего, — заявляла она, — мы пройдем весь этот путь вместе и непременно справимся. Мы вместе
Так я и поступила. Заперла себя в камеру, заковала в кандалы и не могла уже выбраться на свободу. Иногда мне и не хотелось. Иногда я мучилась угрызениями совести. Но не сворачивала с намеченного пути. По большей части ради Стива.
Он начал писать мне чаще обычного, изливая на бумагу свое безмерное счастье и планы на будущее. Уже и имя придумал: мальчик обязательно Стивеном будет — так звали его отца и деда, если я согласна, конечно. А как девочку назовем? Элизабет, как его мать, или Молли, как мою? Или Кристина, как меня?
Одним словом, машина закрутилась.
Я оставила работу в Лондоне, перевезла все свои вещи в Кицбухел.
Мы с Анной вели себя очень разумно. Уволили горничную, которая убиралась в шале. Сидели вдвоем, вязали и шили для нашего малыша, слушали радио, говорили о прошлом… и о будущем. Анна вообще нигде не появлялась, за продуктами ходила только я. Никто меня на этом горнолыжном курорте не знал. Всем было все равно.
Чем дальше, тем больше. Я начала чувствовать себя, словно сама была на сносях. Клала руку на живот Анны и слушала, как лягается наш со Стивом малыш. Анна вся светилась, никакой вины за собой не ощущала. Я только одного боялась — как бы Стив внезапно не вернулся. Господи, что за опасную игру мы затеяли!
Но ничего страшного не случилось. Стив говорил, что дела на Дальнем Востоке требуют большого внимания, и на Среднем Востоке, и во всем мире тоже. Потом пришли и вовсе чудесные новости: его срочно переводят в Австралию, так что раньше августа он вряд ли появится. Все шло как нельзя лучше. К тому времени мы с малышом уже в Лондоне будем.
Я рыдала над полными любви письмами, стыд жег меня изнутри, но было уже поздно. И писала в ответ то, чего он ждал от меня, повторяла, как жду рождения малыша (хоть это было правдой!).
Мы с Анной здорово ладили. Ближе к концу срока Анна стала нервной, цеплялась за меня, искала моей поддержки, ужасно боялась умереть при родах. Я поддерживала ее, разгоняла страхи и волнения. Юный доктор, который время от времени навещал Анну, предлагал родить в клинике, но уверял, что все должно пройти без осложнений. Насколько он понимает, Анна родит без проблем, и он только рад стать ее акушером, а из меня выйдет превосходная повивальная бабка.
Странно, но до родов Анна редко вспоминала Руди, но как только начались схватки — в середине ночи 28 марта, именно его имя она выкрикивала в самые тяжелые минуты. Она плохо переносила боль, и я все время думала, как бы я была рада оказаться на ее месте. Если бы я только могла произвести на свет собственного ребенка!
Я позвонила доктору. По приезде он сообщил нам, что до утра Анна вряд ли родит, и предложил прислать акушерку. Мы не стали отказываться. Какая разница, ведь эта женщина видит нас в первый и последний раз и никогда не узнает, что случится с новорожденным.
Именно акушерка — эта милая сильная молодая женщина — бросила в нас настоящую бомбу.
— Насколько я поняла со слов герра доктора, ваша подруга не посещала клинику и не делала УЗИ, но мой опыт говорит мне, что у нее двойня, — заявила она.
У Анны глаза на лоб от ужаса полезли.
— Двойня! — воскликнула она. — Ach, lieber Gott! [1]
Двойня! Такого мы даже предположить не могли. По правде говоря, мне показалось, что в последние недели Анна раздулась до невероятных размеров, но доктор ошибся в диагнозе. Сказал, что такое бывает, просто много вод. И двух сердец он не слышал.
— Наверное, они очень маленькие и лежат так, что герру доктору трудно было судить, — заключила она, не проявляя особого уважения к теоретической медицине.
1
Ах, боже правый! ( нем.).
С каждой минутой мне становилось все больше жаль Анну. Я сидела и держала подругу за руку, вытирала ей пот со лба.
Раньше мне никогда не доводилось присутствовать при родах, и я нашла это зрелище отвратительным и шокирующим и в то же время незабываемым, завораживающим. Анне дали обезболивающее, и вскоре на свет появилась головка первого малыша. Я думала, у меня сердце из груди выпрыгнет. Я глаз не могла отвести, наблюдая за тем, как доктор с акушеркой достают двойню.
— Близнецы! — провозгласил доктор. — Оба мальчики.
Под руководством акушерки я приняла первого (это был Бинг). «Мой сын», — словно в бреду подумала я. У меня было такое чувство, будто я вместе с Анной его родила.
Именно я помыла его, прочистила глазки и носик, завернула в крохотное одеяльце и уложила рядом с братиком в кроватку, заказанную в Вене. Именно я привязала ему на ручку бумажку с надписью: «Первый». Именно «Первый» стал мне родным и близким, хотя временами, когда я могла размышлять здраво, я понимала, что придется сообщить Стиву о близнецах. «Второй» тоже станет нашим сыночком. Почему бы и нет? Это же здорово. Все страхи и кошмары остались позади. Я пребывала в прекрасном состоянии духа, когда Анна очнулась и спросила про ребенка.
— У тебя два сына или, лучше сказать — у нас близняшки! — светилась я, словно медный чайник.
Мы были с ней вдвоем. Доктор ушел, акушерка возилась в ванной. Я подняла жалюзи. На улице стояло яркое солнечное утро, небо синее, чистое. Издали доносились веселые крики лыжников. Кицбухел просыпался, начинался новый спортивный день. А в нашем шале произошло настоящее чудо — на свет появилось сразу две новых жизни, два маленьких чудных мальчика, по пять фунтов каждый. Доктор заверил нас, что они оба здоровенькие, прелестные малыши. С Анной тоже все было в порядке, всего несколько незначительных швов наложили. Очень жаль, конечно, что мать отказывается кормить детей грудью, но ничего, акушерка заранее позаботилась о консервированном молоке, так что все нормально. Она придет завтра, если не возникнет срочной необходимости.