Я всегда был идеалистом…
Шрифт:
Подвели итог этим поискам Кант, поставивший задачу создания трансцендентальной онтологии, и Фихте, поставивший задачу создания трансцендентальной этики. Кант не был немецким философом, он был философом, а вот Гегель, как говорил Воланд, «пожалуй, немец».
И здесь я не могу не процитировать фрагмент последнего публичного обсуждения Георгием Петровичем схемы мыследеятельности (где он, кстати, демонстрирует ее эмпирическое употребление прямо в зале, и это поздний Щедровицкий) в 1989 году во Владивостоке: «В схеме мыследеятельности мимоходом решена проблема, поставленная Иммануилом Кантом, – проблема трансцендентальности мышления, именно трансцендентальности. Тут механизм достаточно
С нетерпением и надеждой жду появления на свет первых книг, снимаю шляпу перед составителями, я на такой труд пока еще не способен.
Впервые я увидела Г. П. Щедровицкого в 1972 году на дискуссии о предложенном П. Я. Гальпериным предмете психологии. В отличие от остальных участников, которые противопоставляли предложению Гальперина свое представление о предмете психологии, аргументируя это в лучшем случае ссылкой на существующие в психологии традиции, Щедровицкий начал обсуждать вопрос, как вообще должен быть устроен предмет науки и что в связи с этим надо было бы сделать, чтобы дать психологии новый предмет исследования. Выступление поразило меня тем, что задавало новый уровень обсуждения (потом я узнала, что он называется методологическим) и благодаря этому позволяло мне – ученице Гальперина – увидеть новые задачи и направления размышлений в своей области.
После этого я перечитала все тексты Г. П. Щедровицкого, которые нашла в университетской библиотеке, и они совершенно очаровали меня четкостью и строгостью рассуждения – тем, что я любила в математике и чего мне не хватало в гуманитарных дисциплинах. В конце концов мне удалось попасть на семинары Щедровицкого, сначала на открытый в ЦЭМИ, а потом и на квартирный. Участие в этих семинарах изменило меня, во многом предопределило мои интересы, интеллектуальные возможности и в целом представление о достойной и осмысленной жизни.
Какие важные умения дал мне опыт участия в методологических семинарах и команде Георгия Петровича? Первое – это опыт живого мышления, когда публично, в высоком темпе оформляется проблема и коллективно ищется ее решение.
Несмотря на то что в те годы на факультете психологии было несколько профессиональных семинаров, я практически не встречала там совместного размышления. Участники других семинаров обменивались обычно результатами своих исследований или своими идеями, а семинар Щедровицкого давал возможность участвовать в самом процессе мышления.
Что это мне дало? В отличие от многих моих знакомых я этого не боюсь. Как преподаватель, как участник обсуждений, на которые я иногда попадаю, как фасилитатор, я спокойно встречаю ту ситуацию, где мне надо отвечать на вопрос, ответ на который я не знаю. Я готова публично (надеюсь, что слушая других, по крайней мере стараясь слушать) этот ответ искать. И в какой-то мере я это умею. В частности, благодаря игротехническому опыту, полученному в команде Георгия Петровича, я примерно понимаю, как можно запустить и поддерживать живое мышление в группе.
Второе, что мне дал этот опыт, – это отрефлексированные средства рассуждения в недопредмеченных или распредмеченных ситуациях и техники такого рассуждения. Это важно, в частности, в междисциплинарных ситуациях, в междисциплинарном обсуждении, но не только. У нас в гуманитаристике мы, как правило, работаем в недопредмеченных ситуациях. Умение удерживать рациональность свою и группы в таких ситуациях – этому меня научил семинар. Я бы говорила о значении семинара для меня как о разновидности современного высшего образования.
К конкретному содержанию схем, идей и тезисов я отношусь более критически. Что-то мне до сих пор нравится, как схема мыследеятельности, что-то мне абсолютно не нравится. Это содержание исторически конкретно, кое-чему там уже 60–70 лет, оно отвечает на вопросы, актуальные для другого времени и для другой страны. На мой взгляд, главным в семинаре был способ работы. То, что, к сожалению, мы не смогли транслировать, но в какой-то мере его можно восстановить по текстам. И если отвечать на вопрос, что стоит взять с собой в XXI век, я бы брала в первую очередь это.
На мой взгляд, сложившиеся в методологическом семинаре практики и методы коллективного мышления по-прежнему интересны и, к сожалению, недостаточно проанализированы. В частности, кто сейчас вспоминает о такой замечательной технике рассуждения, как восхождение от абстрактного к конкретному через псевдогенетическое разворачивание схемы. На мой взгляд, совершенно великолепная вещь, не всегда применимая, конечно.
Очень интересна, на мой взгляд, возникшая на семинаре и развитая на организационно-деятельностных играх практика пространственного мышления, то есть «мышления в многих досках». В наиболее известных публикациях оно было редуцировано до работы на двух «досках» (онтологической и оргдеятельностной), но важно, что их могло быть неограниченное количество. Поколение П. Г. Щедровицкого и С. В. Попова работало с четырьмя, пятью, шестью «досками». В плане искусства мышления здесь и сейчас – это тоже очень перспективно.
Принципиально важным «интеллектуальным изобретением» семинара было искусство и техники постановки вопросов. Любое обсуждение на семинарах Г. П. Щедровицкого строилось как ответы докладчика на вопросы участников семинара. Фактически умение и желание задавать вопросы было основным условием полноценного участия в семинаре. К сожалению, в 80-е годы прошлого века эта практика прекратилась, но я до сих пор помню тот опыт живого мышления, когда за один вечер небольшой компанией можно было разобраться со сложной междисциплинарной проблемой, задуматься над перспективами развития гуманитарного знания или обнаружить новое направление профессиональных разработок. На основе этого опыта в последние девять лет мы с В. Е. Карастелевым в Лаборатории интерактивного вопрошания разработали ряд техник работы с вопросами, которые показали свою эффективность как в образовании, так и в бизнесе. Думаю, что эту работу можно рассматривать как удачный прецедент анализа практик методологического коллективного мышления и разработки на этой основе техник, отвечающих на современные вызовы.
И наконец, по последовательности текстов можно восстановить опыт самопроблематизации, в которой жил Георгий Петрович и тащил с собой семинар. Семинар отчаянно сопротивлялся. Поколения семинара уходили, когда он отказывался от каких-то предыдущих схем, а Георгий Петрович двигался дальше. Это совершенно замечательная история, которую я ни у кого больше не встречала, – человек, который на протяжении 40 лет постоянно двигался в режиме самопроблематизации.