Я выбрал бы жизнь
Шрифт:
До него донесся какой-то тихий писк. Страх подстегнул сознание, и Жереми открыл глаза, ожидая увидеть старика. Он резко сел и заморгал от вспышки света.
Он был уже не в больнице, а в комнате, той самой, где проснулся в прошлый раз.
Писк прекратился.
Жереми осмотрел себя, пытаясь понять, как оказался в этой кровати, и вдруг замер. На безымянном пальце левой руки блеснуло в утреннем свете обручальное кольцо.
«Что это значит? Где Виктория?»
Он позвал ее слабым голосом. Снова послышался писк.
Он позвал еще раз,
«Откуда взялся младенец?»
Звонок нарушил мерный ритм детского плача. Он стал искать телефон, используя мгновения, пока ребенок переводил дух. Телефон прозвонил уже четыре или пять раз, когда он нашел его.
— Жереми? (Это был голос Виктории.) Да что там у вам происходит? Почему он плачет? Ему еще не время!
— Я не знаю, — пробормотал Жереми. — Где ты?
— Что?
— Где ты?
Он почти проорал это, чтобы до нее докричаться, и рев младенца усилился.
— Не кричи так, ты его пугаешь! — запротестовала Виктория. — Я в фитнес-клубе, только что закончила. О-ля-ля, надо его успокоить, маленькое чудовище! Приложи телефон к его уху.
Жереми повиновался, ничего не понимая. Он не слышал, что говорила Виктория, но младенец угомонился. Глаза его, казалось, искали источник голоса. Он наконец умолк, еще судорожно всхлипывая, и багровое личико постепенно светлело.
Жереми снова взял телефон.
— Вот! — воскликнула Виктория удовлетворенно. — Голос мамочки его успокоил. Если он опять заплачет, возьми его на руки. Я вернусь через десять минут. С днем рождения, любимый.
Жереми показалось, что он сходит с ума. Виктория отключилась, а он так и стоял на еще непослушных ногах, не сводя глаз с телефонной трубки.
«Опять тот же кошмар. Я просыпаюсь в день моего рождения, и часть моей жизни мне незнакома. На этот раз я женат, у меня ребенок. Это какой-то фарс!»
Младенец снова заплакал, оторвав Жереми от его мыслей. Этот рев раздражал его, мешал спокойно обмозговать это новое потрясение. Взять ребенка на руки он не решался.
— На кой черт мне этот сосунок? — проворчал он вслух и тут же пожалел о своей агрессивности. — Я ведь даже не знаю, как взять младенца.
Он приподнял ребенка. Крошечная головка резко откинулась назад. Вспомнив советы, которые когда-то слышал, он подложил ладонь под его затылок, поддерживая. Прислонил его к своему плечу, чувствуя пальцами, как маленькое тельце напрягается с каждым криком. Нерешительным шагом он прошел несколько метров, отделявшие кроватку от ванной. Ребенок успокоился. Тут Жереми вспомнил про электронный календарь и направился к стене. Фотографию Эс-Сувейры сменил вид склонов холма Круа-Русс в Лионе. Там он провел первые годы своей жизни, когда его родители покинули Марокко. Число и месяц были те же, но год другой. 8 мая 2004 года.
«Два года! Два года прошло с моей госпитализации! Два года, о которых я ничего не помню! Еще два года улетучились!»
Слезы потекли по его щекам, они брызнули сами собой, словно смывая ком, набухавший в желудке. В эту минуту в замке входной двери повернулся ключ. Вошла Виктория. Она изменилась. Волосы были короче, стрижка каре преобразила лицо. Она расцвела, стала более округлой, более женственной. И еще красивее, чем прежде.
— Привет, мои хорошие! — весело поздоровалась она.
Жереми отвернулся и вытер глаза краем распашонки.
Виктория подошла и поцеловала ребенка в лобик.
— Что с тобой? Ты что, плакал?
Надо ли говорить ей о новом приступе? Ему показалось, что разумнее будет подождать, попытаться самому понять, что с ним происходит.
Он слабо улыбнулся.
— Я не плачу. Это… малыш. Слезами намочил мне щеки.
Виктория выразила свое удивление легкой гримаской. Потом перевела взгляд на ребенка и преобразилась.
— Ну что, сердечко мое, ты звал мамочку?
Она взяла младенца на руки и нежно прижала к груди.
— Так-то ты поздравляешь с днем рождения своего папочку?
Она повернулась к Жереми, протянула ему губы.
— С днем рождения, любимый.
И тут же снова принялась тетешкать сына.
Жереми умилился. Виктория — такая славная мамочка. Его жена. У них родился ребенок. Сын. Он больше не мальчишка, потерявший голову от любви, но муж и отец. Ситуация пока не укладывалась у него в голове, но такая действительность ему подходила.
«Если я болен, то вылечусь», — убеждал он себя.
— Сейчас папочка покормит тебя молочком. А я пойду готовить обед для наших гостей.
Она, не спрашивая, передала ему ребенка и протянула бутылочку с соской. Хрупкость этого крошечного существа взволновала его. Малыш был такой легкий, такой уязвимый. От прикосновения маленького тельца потеплело на душе. Он поднес соску к ротику ребенка.
— Какой ты неловкий, Жереми! — сказала Виктория, поправляя его руку. Наклони бутылочку, вот так, и поверни соску, не то он захлебнется. Можно подумать, ты в первый раз его кормишь! Ты не находишь, что он становится все больше похож на тебя? — добавила она и ушла в кухню.
Жереми смотрел, как ребенок жадно сосет молоко: светлые глазки, точеные черты, тонкий носик. Он походил скорее на Викторию.
Мысль о том, что у него есть сын, глубоко всколыхнула его. Он чувствовал себя таким молодым. Всего несколько дней назад он сам был только сыном…
Жереми подумал о своих родителях. Он не видел их, с тех пор как… так давно.
Виктория окликнула его из кухни, прервав его размышления:
— Он поел?
Да, ребенок высосал всю бутылочку и, наевшись, задремал.